Post Scriptum

– Отчего же она запретила? – не скрывая интереса, допытывалась Анфиса Афанасьевна.

– Из-за родителей моих, которых я не знала. Истинная моя матушка, рожала меня не в поместье, где с отцом моим жила, а у своей тётки в соседнем владении. Родила она легко, без тягостных последствий, и батюшка уже на следующий день решил забрать её обратно. Ехали они зимним лесом и встретились им дорожные грабители. Те пограбили их, взяли всё, что смогли, матушку с отцом не пощадили, забили до смерти, да потопили в проруби. А тут уж крепостные мужики подоспели и меня отстояли. Неделю крестьянка меня выхаживала, кормила своим молоком. А уж потом матушкина тётка к себе забрала и записала в приёмные дочери. Я от неё умирающей эту тайну узнала, и клятву ей принесла, что ни в жизнь не забуду о родителях своих невинно убиенных и фамилию отца сберегу. На следующий день, как тетушку схоронили, супруг её и сын, подобрали мне вещи, самые надобные, завернули их в узел и за воротами меня оставили. Побродила я тогда по свету. У кого только горничной не служила. Вышла замуж, да мальчика родила.

– Что же у тебя и сын есть? – всё больше поражалась услышанному Анфиса Афанасьевна, – Где же он теперь?

– Нет его. И Алексей Лукич, муж мой, рано в иной мир отправился. Заболел тяжко. А от него видно и Николушка, сынок, захворал. Он заразился, а мне ничего… Чудно в этом мире всё. Лечила я его, из сил выбивалась, себя не жалела ни вот столечко, а всё одно, и он не остался со мной… Десяти годков ещё не было. Андрей поди помнит его. Он Николушку в гимназии словесности учил.

– Как же ты несчастлива, в самом деле, Поля, – огорчённо произнесла Смыковская, – когда бы хоть что-нибудь случилась с моими мальчиками, я бы верно с ума сошла или руки к себе приложила.

– И я в ту пору, словно с ума сошла. Чего только с собой не творила, бывало целыми ночами думала, какое ещё убийство над собой совершить, что бы уже наверное, без возврата, да всё не выходило. Андрей неведомым образом, всякий раз подле меня оказывался и смерть мою отводил. А после и жениться пожелал. Я то о себе давно позабыла. Он пожелал. Я отчего то согласие дала.

За окнами послышались негромкие разговоры, необъяснимый шум, возня. Затем постучал кто-то в тяжелую входную дверь.

– Антон наконец! – воскликнула Анфиса Афанасьевна, легко и скоро вскочив с дивана.

– Постой, удерживая её за руку, настороженно прошептала Полина Евсеевна, – чужие там, не он.

Смыковская остановилась, прислушиваясь к голосам за дверью.

– Фёдор! – отступив медленно назад, позвала она.

Перед ней появился Катин муж, служивший им так же давно, рябой, широкоплечий и низкорослый.

– Здесь я барыня, – откликнулся он.

– Отвори-ка братец, дверь, да погляди, кто пожаловал.

– Тяжело шагая, Фёдор подошёл к двери, прислонил к ней ухо, чтобы сперва послушать, что там на улице делается, и лишь затем, отодвинул засов и открыл.

На крыльце ждал седой, щуплый старик, несмело войдя в гостиную из темноты и не оглядевшись, он поклонился низко сначала угрюмому Фёдору, потом одной и другой барыням.

Анфиса Афанасьевна сразу признала его. Это был человек с завода, служивший сторожем уже много лет, ещё у прежнего владельца.

– Аверьян, – тот час спросила она.

– Добро вам здравствовать, – поклонившись ещё раз, произнес старик.

– А завод что же, без присмотра оставил? – недоумевала Смыковская.

– Как же это можно без присмотра? Без присмотра никогда не бросил бы. Сын мой там, Никифор, глядит, что бы всё ладно было. Строго глядит.

Полина Евсеевна всё это время напряжённо молчала, с трудом унимая странную дрожь в холодных руках.

– Так вот значит, – суетливо огляделся старик, – надо бы барина в дом занести.

Услышав слова сторожа, Еспетова встала с дивана, побледнела и пошатнулась.

– Да о чём ты Аверьян, какого барина? Право чудно так говоришь и сути не разобрать, – всё так же растерянно сказала Анфиса Афанасьевна.

– Обыкновенного барина, – удивляясь её непонятливости, объяснил старик, – моего хозяина, а вашего стало быть супруга.

Смыковская обернулась к Полине Евсеевне. Недоумение её сменилось вначале едва заметной улыбкой, будто она решила, что с ней глупо и неинтересно шутят, а после ужасом и страхом.

– Где он теперь? Жив? – набравшись сил, спросила Еспетова.

– Живой ещё, – ответил Аверьян и обернувшись, указал рукой на дверь, – там он, на улице лежит. Мы с Маркелом, меньшим сыном моим, насилу донесли его.

Полина Евсеевна метнулась к двери и распахнув её настежь, выбежала на улицу. За ней бросилась и Анфиса Афанасьевна, после подоспели Аверьян с Фёдором.

Увидев Антона Андреевича на земле, окровавленного и лишенного сознания, Еспетова замерла и чувствуя, как всё в ней слабеет, медленно опустилась рядом с ним на колени. Однако Смыковская тут же подняла её, обхватив за плечи.

– Ну, что же ты, милая, что ты, возвращайся в дом, – приговаривала она, отводя Полину в сторону.

На улицу высыпали Катя, Дарья Аполинарьевна, и сразу же за ними Анна Антоновна.