Post Scriptum

– Да, да, поддайтесь! – продолжала Смыковская, – Поддайтесь, ей приятным это покажется, а Вам ничего не стоит. Вот Вы когда-нибудь улыбнётесь ей едва заметно и позабудете тут же, а она недели на две счастье обретёт, и покой, разве жаль Вам для неё счастья и покоя? А после, у неё к Вам всё пройдет. Непременно пройдет и следа не оставит. Вы уж поверьте опыту в прошлом чрезвычайно влюбчивой барышни, которая теперь перед Вами.

Филарет Львович опустил голову и отошел в сторону. Он принялся, словно размышлять вслух.

– Возможно Вы и правы. Где то правы, однако я именно из-за Вас и не могу принять от Анны Антоновны знаков внимания…

– Отчего же из-за меня? – используя всё своё женское умение, изобразила удивление Анфиса Афанасьевна, и у неё кажется даже получилось зажечь лицо румянцем.

Филарет Львович взглянул на неё, но в этот раз уже совсем не робко, а даже напротив, решительно и довольно дерзко.

– Да! Из-за Вас! И только из-за Вас! Неужели Вам всё ещё не заметно, как я охвачен Вами, вот уже более пяти месяцев, как стараюсь справиться с собой. И не могу…

Смыковская взмахнула рукой так, словно желала теперь отодвинуть от себя слова, сказанные им, и повисшие перед ней в воздухе.

– Оставьте Филарет Львович. Не забывайте о приличиях, – заметила она.

В ответ на её замечание, юноша лишь подошёл к ней ближе. Настолько, что она уже почувствовала его неровное дыхание на своем лице.

– Я не могу, не в силах больше, Вы так ослепительно хороши, – шептал он страстно.

Анфиса Афанасьевна совершила несколько шагов в сторону.

– Но я ведь много старше Вас. Вам нынче сколько?

– Двадцать четыре исполнится уже на будущей неделе.

– Двадцать четыре? Вот видите, я всё же старше.

Филарет Львович вновь приблизился к ней, и оглянувшись она поняла, что отступать уже более у неё возможности не будет.

– Но для меня это не важно. Я смотрю и вижу Вас лет восемнадцати не больше.

– Пусть даже и так, – Смыковская в первый раз взгляну в глаза влюблённому учителю так, что он ощутил жар во всём теле, – но прошу Вас, не забывайте, я замужняя дама.

Филарет Львович, так и не посмев дотронуться до неё, отдернул руки и обхватил ими свою голову так, как если бы его мучила мигрень.

– Я думаю об этом всякий день… И я считаю, что мы могли бы убежать, да, мы могли бы скрыться и Ваш муж никогда бы не смог отыскать нас.

– А как же дети? У меня их трое, Вы я надеюсь, не позабыли об этом?

– Да, дети… Дети… – повторял молодой человек, стараясь собрать свои мысли воедино, – разумеется, пока я не имею достаточных средств, чтобы содержать всех троих, но я полагаю, что Ваш муж теперь и не изъявит желания расставаться с ними.

Анфиса Афанасьевна вздохнула. Подошла к столу, словно в задумчивости, провела по нему плавной рукой. Затем по краю фарфоровой вазы, пепельнице, скатерти…

Он не отрывал взгляда от волшебного движения её пальцев. И затаив дыхание смотрел на неё.

– Вы очень горячи. Слишком… – произнесла она вкрадчиво, – Да, не стану скрывать, что и я не однажды, глядела на Вас с тихим восхищением, а порой испытывала даже нечто совсем другое, возможно большее…

– Это правда, Анфиса Афанасьевна? Неужто правда? – прервал её Филарет Львович, бросившись к ней, в стремлении целовать её руки, но Смыковская слегка оттолкнула его.

– Погодите же, я ещё не закончила, – как-будто рассердилась она, – да, это правда. И всё же, я не могу так скоро решиться на столь серьёзную перемену. Поймите же, мне необходимо всё обдумать, всё подготовить, а пока мы могли бы видеться тайно, не заметно для прочих глаз, и в первую очередь, для Антона Андреевича.

Лицо влюбленного Филарета Львовича переменилось. Оно выразило счастье и полное всем удовлетворение.

– Видеться с Вами?! Какое счастье! Какое блаженство, какая честь для меня, – приговаривал он, смеясь и заключив Смыковскую в свои объятья.

Однако она вырвалась из его рук, засмеялась звонко и направилась к дверям.

– Ну вот и вышло, что я безоговорочно права, – сказала она весело, – принимайте отныне влюблённость моей дочери, и чуть заметно отвечайте ей, словно подавая крошечную надежду. Тогда мы с Вами окажемся в тени и будем свободны совершенно в поступках. Хотите ли так?

– Да! Я хочу! – повторял он как завороженный, – Право, Вы поражаете меня всё сильнее… Я искренне верил в неизмеримую силу красоты Вашей, а теперь вижу, что Вы ещё и настолько же умны, и это сводит меня с ума.

Громоздкие часы в углу комнаты, пробили девять раз. Анфиса Афанасьевна поглядела на них, и заметно заторопилась.

– Ступайте же теперь, ступайте, – отталкивая от себя учителя, произнесла она, – Антон Андреевич должно быть уже к дверям приближается. Только прошу Вас, помните, что с сегодняшнего дня Вы должны быть внимательны и осторожны. Одна Ваша неловкость и всё может бесповоротно закончиться. Слышите ли Вы? Бесповоротно.

Не успел ещё Филарет Львович покинуть библиотеку, как дверь, тихонько скрипнув, отворилась. На пороге стояла Анна Антоновна. Белокурая и синеглазая, она держала в руках только что сплетенное кружево.