Ходжес хмурится. У него и в мыслях не было, что Барбара могла находиться под действием наркотиков, а ведь напрасно. Она – подросток, а этот возраст – эра экспериментов. Но он обедает у Робинсонов три или четыре раза в месяц, и ничто в ее поведении не указывало на наркотики. Может, он просто не обращал внимания? Слишком старый, чтобы такое замечать?
– А почему вы думаете, что она чем-то закинулась?
– Хотя бы потому, что она оказалась там. Она была в форме Чэпл-Ридж. Я знаю, ведь мы играем с ними два раза в год. Всегда побеждаем. И она была словно в трансе. Стояла рядом с «Мамиными звездами», там гадают по картам и по руке, и выглядела так, будто вот-вот прыгнет под машину. – Он пожимает плечами. – Поэтому я к ней подошел, начал отчитывать за то, что она собралась переходить улицу в неположенном месте. Она разозлилась, чуть не набросилась на меня с кулаками. Я подумал, она такая милашка, поэтому… – Он смотрит на Хиггинса, вновь переводит взгляд на Ходжеса. – Я вел себя плохо – и честно в этом признаюсь, понимаете?
– Конечно, – кивает Ходжес.
– Так вот, я выхватил у нее игровую приставку. Ради смеха, понимаете. Поднял над головой. Не собирался отнимать, просто дурачился. Так она меня пнула – для девушки пнула крепко – и вырвала приставку из моей руки. В тот момент она точно не выглядела закинувшейся.
– А
– Чертовски
– Да, – отвечает Ходжес, и хотя его голос звучит уверенно (он, во всяком случае, на это надеется), сейчас он на автопилоте, потрясенный словами Невилла:
Философским жестом –
– Такое здесь место, друг. Это же Лоутаун. Она спустилась с облаков на землю, поняла, где находится, вот и все. Я постараюсь выбраться отсюда как можно быстрее.
Просто не верится, что на свете есть такие хорошие парни, думает Ходжес. И тем не менее это правда. Ходжес гонит от себя мысли о том, что произошло бы с младшей сестрой Джерома, если бы Дирис Невилл остался сегодня в школе.
– Плохо, что ты пристал к девушке, – говорит Хиггинс, – но должен сказать, потом ты все сделал правильно. Надеюсь, теперь ты дважды подумаешь, прежде чем к кому-то приставать?
– Да, сэр, будьте уверены.
Хиггинс поднимает руку с растопыренными пальцами. Вместо того чтобы ударить по его ладони, Невилл легонько к ней прикасается, с саркастической улыбкой. Он хороший парень, но это все-таки Лоутаун, а Хиггинс – коп.
Хиггинс встает.
– Можем идти, детектив Ходжес?
Ходжес с благодарностью кивает – приятно слышать прежнее звание, – но он еще не закончил.
– Сейчас. Что это была за игровая приставка, Дирис?
– Раритет. – Без запинки. – Как «Геймбой», у моего маленького брата есть такая, мама купила на дворовой распродаже или как там они называются, но у девушки была другая. В ярко-желтом корпусе, я помню. Не тот цвет, который может понравиться такой девушке. Тем, кого я знаю, он точно не нравится.
– Ты, случайно, не видел, что было на экране?
– Глянул мельком. Там плавали рыбы.
– Спасибо, Дирис. Ты сказал, что она чем-то закинулась. Если взять шкалу от одного до десяти, как бы ты оценил ее состояние?
– Я бы сказал, на пять баллов. Когда подошел, точно было десять. Она выглядела так, будто собиралась выйти на мостовую прямо под колеса здоровенного пикапа, размером гораздо больше, чем фургон, под который она едва не угодила. Думаю, это не кокаин и не мет, а что-то более легкое, экстази или трава.
– А когда ты начал с ней дурачиться? Когда отнял игровую приставку?
Дирис Невилл закатывает глаза.
– Да, она
– Хорошо, – говорит Ходжес. – Все ясно. Спасибо тебе.
Хиггинс тоже благодарит Невилла, потом вместе с Ходжесом направляется к двери.
– Детектив Ходжес! – Невилл уже на ногах, и Ходжесу приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. – Если я запишу номер моего телефона, вы сможете передать его ей?