Поставьте на черное

Вдобавок ко всему я сильно сомневался, предписано ли наградным церемониалом Президенту какое-нибудь особое кресло, похожее на трон. Падать ниц перед заурядной кремлевской мебелью было бы, согласитесь, крайне глупо и унизительно для Якова Семеновича Штерна… В конце концов, я понадеялся на ловкость собственных рук: трон – троном, а пока Президент будет прикалывать орден Дружбы к лацкану моего синего костюма, я в порядке ответной дружеской любезности попытаюсь как можно незаметнее препроводить свою тайную грамотку в президентский карман. Тут все будет зависеть от скорости прикалывания награды к лацкану. Покойный Леонид Ильич Брежнев, говорят, растягивал удовольствие вручения, прикалывания и государственных поцелуев на весьма длительный срок, во время которого любой ловкий челобитчик сумел бы затолкать в боковой карман генсека цидулю размером с «Графа Монте-Кристо». Увы, наш Президент не так любит поцелуи и попроворнее усопшего генсека, зато и моя грамотка – далеко не роман Дюма-старшего. Авось успею. В 18.00 должно было решиться, сработает мой безумный план или нет. Либо грудь в крестах, либо крест на биографии. Впрочем, я уповал еще и на то, что при любом исходе сегодняшних событий разобраться со мной пожелают только после церемонии награждения. А там уж поглядим, кто из нас пан и кто – пропал. Везет же новичку в рулетку. Почему бы и орденоносцу-дебютанту не использовать свой шанс на новом месте?

Строго говоря, место для меня было не совсем уж новым. Один раз я уже побывал гостем Государственного Кремлевского дворца и даже получил в этих стенах небольшое материальное поощрение: бумажный пакет с апельсином и разномастной горстью конфет. Дело происходило под Новый год лет эдак двадцать пять назад, когда Яков Семенович Штерн еще не занимался частным сыском и не служил в МУРе. В ту пору пошел Я.С. Штерну одиннадцатый годик, и называли его еще просто Яшенькой (дома) и Яшкой-шнобелем (в школе). Само же высокое здание из стекла и бетона за красной зубчатой стеной называлось еще – соответственно – Кремлевским Дворцом съездов. Там проводились показательные съезды, а в оставшееся время – новогодние елки. Из всех достопримечательностей КДС мальчику Яшеньке более всего запомнились восхитительная белая борода Деда Мороза – длинная, ватная, в блестках. За нее хотелось все время подергать, но бабушка была на страже и не давала. Помимо бороды, в памяти после того единственного посещения Дворца остались еще эскалаторы (не в метро ведь, а в здании!) и прекрасный вкус апельсина, который – вопреки бабушкиным советам – был съеден малолетним Яковом Семеновичем прямо здесь, не отходя от елки… О, мое детство! О, где тот апельсин?…

Детская память, впрочем, не подвела: эскалаторы в КДС наличествовали именно там, где их когда-то заметил. Правда, мне не суждено было сегодня на них проехаться вверх-вниз. Целую толпу награждаемых, журналистов и просто гостей после аккуратной проверки приглашений бережно повели в сторону, противоположную этим дивным самодвижущимся лестницам, и привели в средних размеров зал, богато освещенный софитами, юпитерами и прочими прожекторами, источающими жар. Телевизионщики уже копошились со своей аппаратурой на сцене, окружив полукольцом большой стол под трехцветной бархатной скатертью. По залу то и дело проносились озабоченные черно-белые официанты с подносами, уставленными снедью. Из этого я заключил, что процедура награждения завершится банкетом или, как минимум, шведским столом. Пока нас рассаживали, мне почудилось, будто в толпе мелькнуло несколько знакомых лиц, однако рассадили нас до того быстро и стулья оказались такими неудобными, что я толком не смог оглядеться. Да и торжественность момента не позволяла чересчур крутить головой. Самая большая неприятность, однако, состояла для меня не в этом.

На моих часах было уже 18.15, а Президента все не было.

И было неясно, появится ли он вообще. Всей подготовительной церемонией распоряжался высокий и седенький Глава Администрации Президента – человек, по слухам, добрый и едва ли не душевный, но абсолютно не подходящий на должность получателя моей совершенно секретной челобитной: ввиду полной неспособности на что-либо в Кремле повлиять, кроме микроскопических ритуальных тонкостей. В прежние времена будущий ГАП был актером, одаренным ярко и многократно. Он играл на Таганке, снимался в кино, сочинял пьесы в стихах и считался покорителем дамских сердец. Но затем всего за каких-то пару лет резко сдал, капитально поседел, ссутулился, отошел от искусства и превратился в главного кремлевского церемониймейстера. Если он и будет сегодня вручать ордена, то пиши пропало. Не для того ведь я сюда ехал и так долго готовился, чтобы получить награду из гаповских рук и нагрузиться по самые уши на дармовом банкете! Наплевав на торжественность момента и неудобный стул, я закрутился всем корпусом, пытаясь оценить диспозицию…