– Извините, – вежливо проговорил я, перешагивая через изможденного мужчину, который расположился на полу прямо посреди дороги и с увлечением растягивал мехи гармони. При всей моей музыкальной тупости я все-таки сообразил, что мужчина старается сыграть «Лунную сонату». Нечеловеческая музыка, – уважительно подумал я. – Медведь был бы счастлив ее услышать. Но его обмывать премию не пригласили. Впрочем, как и меня. Частный сыщик и бурый цыганский медведь – мы оба чужие на этом празднике жизни.
Иволгин бережно взял меня под локоть:
– Осторожно, – сказал он. – Перила, да еще ступенька осыпается… Вот так.
На лестничной площадке четверго этажа было почти безлюдно. У дверей маячил лишь один малый усредненно-охранного вида. Он поигрывал «уоки-токи» и с чувством превосходства поглядывал вниз. Видимо, его переполняла мысль о том, что на всех шести лестничных пролетах этого здания он один не валяет дурака, но занимается важным делом.
Увидев Иволгина, охранник с «уоки-токи» расправил плечи.
– Прибыли, – отрапортовал он в микрофон. Рация пошумела и ответила:
– Шеф ждет.
Жестом заправского швейцара охранный малый распахнул перед нами дверь. «Надеюсь, он не напрашивается на чаевые? – подумал я. – Но если и напрашивается, от меня он их не получит. Здесь вам не „Вишенка“, молодой человек. И я, кстати, сегодня – не американский дипломат мистер Джейкоб Стерн… Хотя проиграть здесь я могу так же легко. Верна ли ставка, Яков Семенович? – по привычке спросил я самого себя. И сам себе, как обычно, ответил: – Посмотрим».
Левая рука Президента Геннадий Викторович Батыров занимал кабинет, который был в два раза меньше аналогичного кабинета генерал-полковника Сухарева. Да и телефонов на столе Сухарева было существенно побольше, чем здесь. В довершение ко всему окна батыровской резиденции выходили не на улицу, усаженную кленами, а на грязно-серую стенку соседнего дома. Зато левая рука была раза в три вежливее правой.
– Здравствуйте, Яков Семенович, – сказал Батыров, вставая из-за стола и обмениваясь со мной крепким демократичным рукопожатием. Одет Батыров был в донельзя демократичный джинсовый костюмчик, довольно уже потертый.
– Здравствуйте, Геннадий Викторович, – ответил я.
– Садитесь, Яков Семенович, – предложил Батыров, окончательно выигрывая у своего конкурента турнир по вежливости в личном зачете.
– Спасибо, Геннадий Викторович, – с этими словами я уселся в кресло, стоящее рядом с батыровским рабочим столом.
Помощник Президента прихлопнул рукой по столу, давая мне понять, что время реверансов закончено.
– Я тщательно ознакомился с вашей докладной запиской, – деловитым чиновничьим тоном проговорил Батыров, – и должен вам сказать…
Во время цирковых выступлений акробатов, канатоходцев или там воздушных гимнастов в самый ответственный момент по традиции раздается напряженная барабанная дробь. Сейчас ей бы прозвучать в самый раз. Тр-р-р-р-р-р-р-р!
– …сказать со всей ответственностью, что ваши так называемые обвинения абсолютно беспочвенны. Абсолютно…
…Р-р-р! Бах! Акробатическая пирамида закачалась, и самый верхний бедняга хлобыстнулся головой прямо в опилки, рассыпанные по арене старательными униформистами.
– …Мне даже странно, что такие абсурдные идеи могли прийти вам в голову. Я весьма разочарован…
Кончено! Канатоходец выронил шест-балансир и, взмахнув руками, полетел вниз, натягивая уже бесполезную лонжу.
– …Разочарован вашими попытками бросить тень на достойнейших из моих коллег и тем самым на нашего уважаемого Президента…
Полный абзац! Воздушный гимнаст вместо руки партнера обнаружил пустоту. «Какого же черта ты меня вызвал? – злобно подумал я, падая из-под купола и уже ощущая треск сломанных позвонков. – Чтобы сказать, какой я говнюк?»
– …и буду вам весьма обязан, если вы выкинете из головы эти домыслы. На этом официальную часть нашей беседы позвольте считать законченной.
Помощник Президента Геннадий Викторович Батыров поднялся с места. Я сделал то же самое, чувствуя себя полнейшим идиотом. Сделал, называется, ставку! Да ведь они все – одна шайка. Что генерал, что рядовой. Рука руку моет, как говорится. О-о, кр-ретин! Какой же вы дурак, Яков Семенович!
– А теперь поговорим о вещах, более приятных, – нежно улыбнувшись, произнес Батыров. Как выяснилось, наш разговор еще не был окончен. И что в этой кухне держат на сладкое? Хотя куда уж слаще…
Геннадий Викторович вылез из-за своего номенклатурного стола, ласково взял меня за рукав и повел к неприметной дверце в глубине кабинета.
– Я и не ожидал, – любезным голосом проговорил он, – что в человеке вашей профессии может проснуться любовь к суккулентным растениям. И я, признаться, очень был рад, когда узнал, что вы изъявили желание осмотреть мою коллекцию кактусов…
Голова моя пошла кругом. В челобитной, переданной Батырову через Беллу, было, как мне кажется, немало всякого интересного. В том числе и попыток, как он верно выразился, бросить тень… Но вот о моей любви к кактусам не было там ни единого слова!