Не выпуская её руки, он достал из кармана ритуальную коробочку и надел на тонкий палец перстенёк с двумя отдельно оправленными¸ но будто слившимися друг с другом камушками. Кольцо-поцелуйчик, символ помолвки…
Под сердце Ларисы поползла тревога. Она взглянула на адвоката почти испуганно:
– Но не завтра же? Ты ведь сперва должен закончить все свои дела? И я тоже…
Саша устало подтвердил:
– Не завтра, черт бы их побрал, все эти дела. Думаю, Охрипенко запечатают быстро, ребята, что нацелились на холдинг, резину тянуть не дадут. Волынка с Кротом продлится дольше. Он, правда, надеется опять выйти сухим из воды. Впрочем, решать это не мне. А у тебя что за дела?
– Договор всё с тем же «Пластиком». Кто-то должен его отрабатывать.
– Ну, с этим проще. Лишь бы ты не лезла куда не следует.
– А не следует – это куда? – зло прищурилась Лариса. Жалость и тревожность моментально исчезли, – Как ты догадываешься, я собираюсь делать то, что найду нужным!
Но Александр Павлович продолжить тему не пожелал:
– Давай поговорим об этом в другой раз. Мне уже пора. Куда тебя отвезти, дорогая?
Глава 33
В День Победы, как обычно в праздники, Кольки дома не было, его музыкальная банда без устали реализовала народу свою культурную продукцию. Ларису это даже радовало: 9-е мая она привыкла проводить с семьёй.
У Бойцовых (девичья фамилия Ларисы) много лет назад, ещё при бабушке, было заведено, что этот день начинался с объезда родственников, переживших войну. Накануне правдами и неправдами закупались вороха алых гвоздик или тюльпанов, и молодёжь спозаранку спешила в разные концы города. Там уже трепетно ждала гостей затянутая в мундиры или надевшая лучшие платья родня, когда-то геройски державшая ратные и трудовые фронтА. После вручения букетов выпивались обязательные сто грамм, рассматривались награды, перелистывались альбомы с ломкими от времени фото, выслушивались рассказы о пережитом…
Бабушка строго следила, чтобы никого из родственников не забыли:
…– К Валентине в её Козью слободку добрались-те? У ей и теперь во всех углах больничная стерильность наведена?..
…– Как там Илья Александрович – всё ковыляет посередь ульев на своей деревяшке? Деду нынче, кажись, к десятому десятку подкатило?..
…– А еврейчик-то наш, Лев-то Семёнович, всё прежний живчик? Так и не бросает свою пианину?..
Рапорт о выполнении святой семейной миссии требовался подробный. В последние годы отчёт о поздравлялках стал не только устным, но и наглядным: со встреч с патриархами привозились фотографии, сделанные расплодившимися китайскими «мыльницами». Эта немудрёная хроника особенно радовала старших Бойцовых, так как зримо фиксировала нынешнее житьё-бытьё ветеранов. Техника сближала между собой неотвратимо уходящее военное поколение.
К возвращению сыновей и племянников с их половинками, а позже – внуков и внучек, на большом овале антикварного стола дымились неизменные пироги. Приуставшая от путешествий ватага шумно набрасывалась на угощение, наперебой обсуждая увиденное и услышанное. Есть старались быстрее, чтобы занять лучшие места у телевизора: в 13 часов начинался военный парад на Красной площади. Зауралье не Москва, здешнее время, считай, на три часа обгоняет столичное.
С годами убыли адреса визитов, не стало бабушки, потом и папы, но традиция велась неуклонно. И вот уже шестиклассник Сашка и его кузина, миниатюрная улыбчивая Ляля, вместе с Ларисой садятся в троллейбус, чтобы ехать на поклон к тёте Вале, тёте Дуне, тёте Фае. Только и остались теперь эти слезливые старушки, время давно забрало весёлых бравых вояк, чьи портреты висят у вдов на видных местах.
Поездки к старикам всегда приводили Ларису в трепет. Слушая медлительные рассказы, она силилась представить то, что выпало на их долю. Медсанбат в ощетинившейся против «красных» Польше (в парикмахерской того гляди полоснут по кадыку бритвой!), которым командует строгий военврач Валюшка, вчерашняя выпускница мединститута. Северо-Казахстанскую нефтебазу, день и ночь вливающую жизнь в наши танковые и авиационные подразделения, где три студёных зимы подряд в телогрейке и ватных штанах безвылазно вкалывает до костей отощавшая от болезни и тяжёлой мужицкой работы солдатка, красавица Евдокия. Пустую деревню в сибирском урмане с прозрачными голодными ребятишками, и ловкую, как котёнок, Фаюську с мешком добытых по весне из грачиных гнёзд птенцов, которых наскоро запаривают в печи вместе с перьями, выпаивая таким «блюёном» едва теплившиеся маленькие жизни. Заскорузлые пальцы кучерявого острослова и балагура Лёвушки-разведчика – ими он лихо отбивает фортепианные аккорды между боями. Свое трофейное пианино тащит из самого Берлина, покорённого и им в том числе, а потом через разорённую страну – домой, в зауральские степи…