Постфактум. Две страны, четыре десятилетия, один антрополог

Церемония (если это подходящее слово для эксцентричной постановки, проходящей в режиме импровизации) длилась больше пяти часов, с восьми вечера до часу ночи. Начало было чисто религиозным. Сперва прочитали молитву на арабском языке. Молитву возглавлял начальник районной администрации из Паре – он был здесь единственным официальным лицом и поэтому чувствовал себя немного неуютно. За этим последовало коллективное произнесение фатихи, преамбулы к Корану, которая в исламе исполняет ту же функцию, что «Отче наш» в христианстве, – это единственная литургическая форма, известная всем. Затем был трижды с большим искусством исполнен очень длинный и сложный отрывок из Корана: сначала на арабском его читала девочка в плотно накрученном головном платке, который практически закрывал ей лицо, затем на индонезийском – мальчик в стандартной черной шапочке и брюках, а затем на английском – еще один мальчик, одетый так же, но еще в белых теннисных туфлях и аляповатом галстуке. В завершение этого этапа действа с приветственными речами, тоже религиозными по содержанию, выступили представители выпускного класса и каждого из двух уже выпущенных классов, снова на арабском, на индонезийском и на английском, каждый в соответствующей по стилю одежде и в соответствующей манере. После этого начались студенческие выступления, и тут привычные рамки происходящего, которые и так уже потрескивали, вдруг окончательно рассыпались.

Словно из ниоткуда появились три совсем маленьких мальчика, не старше семи-восьми лет. Это были мимы, но без каких-то особых костюмов, кроме белого грима на лицах и коротких безрукавок и шорт. За все время выступления они не произнесли ни звука, а на их лицах не дрогнул ни один мускул. С помощью одних только жестов они начали изображать уличную драку и двигались настолько мучительно медленно, будто закон всемирного тяготения перестал работать. Они ударяли друг друга коленями, щипали, делали подножки, валили с ног, пинали под зад, давали пощечины, хватали за гениталии, били в нос или глаз, без какого-либо видимого порядка, и затем, примерно через десять минут, повалились в кучу в центре сцены, словно тряпичные куклы или груда сдувшихся воздушных шариков. Затем появился четвертый мальчик и постепенно, одну часть тела за другой, мимически снова накачал их воздухом, после чего они покинули сцену так же стремительно, как появились, развернув откуда-то взявшуюся черную растяжку с надписью «Счастливого Идул-Фитри!»

Смысл представления был непонятен не только мне, но и всем собравшимся. Люди перешептывались, выдвигая гипотезы и контргипотезы по поводу того, что, черт возьми, происходит – этим они занимались весь вечер со все возрастающим возбуждением. Все, что я смог придумать, – кроме того, что, возможно, кто-то посмотрел какой-то из фильмов «Трех балбесов»211, – это что мы стали свидетелями своеобразной безмолвной похвалы, дерзкой и ироничной, умению – или, вернее, неумению или еще не сформированному умению – говорить по-английски, что тут же подтвердил следующий акт, который хотя бы объявили: выступление, тоже в образе мимов, шести или семи юношей девятнадцати-двадцати лет, еще более театрально одаренных, которые называли себя по-английски «The Street Boys».

Выступление этой группы продолжалось больше часа. Центральной фигурой был юноша с выбеленным лицом и в зеркальных солнцезащитных очках, одетый в гипергородском стиле афериста из Джакарты: фетровая шляпа военного фасона с широкими мягкими полями, яркий неоновый костюм с огромными лацканами, двухцветные туфли, броские наручные часы, немыслимый галстук. Он вышел с воображаемой веревкой в руках, за которую одного за другим вытянул на сцену из тени всех остальных членов труппы. Каждый из них выходил в своей манере: механический человек делал отрывистые движения, сутенер вышагивал с напыщенным видом, сумасшедший подпрыгивал, тряпичная кукла колыхалась, еще кто-то, кажется, изображал гея. Как только актер выходил на сцену, его рот автоматически открывался по резкому хлопку центрального персонажа, и тот каждому вставлял в губы зажженную сигарету. Затем он заставил их, тоже по резкому хлопку, взять сигареты в руки и вытянуть их вперед, а потом повернулся к ним спиной и несколько минут они стояли, застыв в различных эксцентричных позах, пока он, все еще молча, пародировал и высмеивал их, пытаясь поколебать их невозмутимость. Наконец, он плотно связал их всех вместе, попутно тыкая и щипая за непристойные места, и тут они все внезапно разразились песней на английском:

Я пошел в театр
Было очень интересно
Но мне не понравилось
Передо мной сидели люди
За мной сидели люди
Я очень разозлился