Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли

Насколько глубоко проник модерн в нас, русских? В нас его явно меньше, чем во французах, но и во французов, и даже в американцев, он тоже проник не до конца, не до дна. Что-то у них осталось от предшествующей парадигмы. На этом основана «психология глубин» Карла-Густава Юнга, который ставит перед собой интересную и вполне конкретную задачу: вычленить пласт парадигмы премодерна в психике современного человека.И «коллективное бессознательное»,по Юнгу, и есть некий тезаурус остаточного премодерна,который дан нам не извне, а изнутри — в наших неврозах, психозах, страхах, влечениях. Это голос, язык того мира, из которого мы якобы вышли и который нас настигает в психических расстройствах. Поскольку они присущи в той или иной степени каждому современному человеку, то с внутренним зовом премодерна мы имеем дело постоянно. Но вся наша наука, все разговоры о философии, весь процесс преподавания, нормативы и рамки нашего бытия, в том числе политические — основаны на парадигме модерна. И эта парадигма является официально принятой и определяет приемлемое и отвергнутое в глобальном дискурсе.

В течение XX века парадигму модерна постоянно пытались поставить под вопрос, в том числе в науке, в гуманитарных и естественно-научных дисциплинах, ее пытались атаковать или размыть, но все же она до какого-то момента держалась. В ее сохранении и укреплении принимали активное участие и современная философия и современная позитивистская наука. Предпринималась огромная работа для поддержания и укрепления духа современности.

Переход куда-то еще

Сейчас наступает уникальное время, когда легитимность парадигмы модерна исчерпывает себя, происходит ее существенный, фундаментальный сбой. Сейчас мы подходим к третьей парадигме, парадигме постмодерна.

Это и есть то состояние, которое можно назвать переходом от философии к постфилософии, из Нового времени куда-то еще.Философия как базовая дисциплина, изучающая — и утверждающая одновременно — структуры индивидуального рационального мышления в качестве определяющих для представления о человеке и мире, была центральной силовой линией модерна. Когда модерн заканчивается, заканчивается и философия. По меньшей мере, философия, которую мы знали в Новое время.

Здесь мы подходим к самому интересному и поразительному факту. Мы живем в эпоху второго фазового перехода.Это эпоха перехода от парадигмы модерна к новой парадигме,к «новому состоянию вещества». И если мы знаем (или, по меньшей мере, можем знать), какими фундаментальными формулами описывается эпоха премодерна, коль скоро она закончилась, исчерпала себя и сегодня присутствует в снятом виде или в виде альтернативных всплесков (как в фундаменталистских движениях), то теперь нам открываются и формулы модерна: ведь он тоже практически закончился или, строго говоря, заканчиваетсяна наших глазах. И модерн мы начинаем понимать все лучше и лучше. И сейчас мы можем судить об эпохе Модерна почти с абсолютной непогрешимостью — именно потому, что закончился внутренний ресурс ее существования, ей просто больше нечем дышать.

Но вместе с тем, если мы сейчас впервые можем по-настоящему сказать что-то внятное и необратимое относительно эпохи модерна, то ничего внятного и вразумительного относительно надвигающейся новой парадигмы постмодерна мы сказать не в состоянии.Дело в том, что эпоха постмодерна не только не кончилась, но еще толком и не началась. Мы лишь на подступах к ней. Мы как бы вплываем в неопределенную зону предела, который отделяет нас от чего-то совершенно неожиданного, нового, такого, о чем мы не подозревали и не могли даже догадываться. И мы пока еще боимся смотреть этой реальности в глаза, так же, как, я думаю, обычный французский крестьянин или кюре физически боялись взять в руки какую-нибудь прокламацию Робеспьера. Потому что там содержалось нечто, что совершенно уничтожало и зачеркивало все,чем жил этот маленький французский кюре или крестьянин. «Это убьет то»,— говорил герой Гюго в «Соборе Парижской Богоматери» (напомню, что этой фразе Евгений Головин посвятил одно из своих блистательных эссе). И тем не менее, французская революция разразилась. Модерн состоялся. «Это убило то», причем настолько совершенно, что мы практически о «том» забыли. Более того, почти забыли и об «этом», которое убило «то».

Ситуация постмодерна

Постмодерн как парадигма