Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли

Показательно, что мэйнстрим культуры XX века сегодня в Европе забыт. И весь тот философский мусор, с которым носилось человечество совсем недавно, выброшен на помойку, как горы учебников по научному коммунизму. Спроси сегодня во Франции любого студента философского факультета, кто такой Сартр, он ответит: «Точно не помню, дед какой-то, кажется, он повлиял на Делёза, а впрочем, точно не скажу... не слышал ничего...» А книги Генона открывают всё больше и больше. Генон входит в свой зенит. О нём делают обстоятельные и развернутые программы по центральным французским телеканалам. Представить себе, что этого ультрамаргинала французской культуры, никому не известного, вообще ни с кем не считавшегося, утверждавшего то, что, по меркам парадигмы модерна, было какой-то зверской ахинеей, причем ещё и скучно изложенной, могут показывать по центральным каналам, изучать, считать «властителем дум» ещё несколько десятилетий назад было просто невозможно.

Свобода от парадигмы

Если мы приглядимся внимательнее, то уже в самом традиционализме угадаем элемент определенной свободы от парадигмы— в том числе и от парадигмы Традиции.Обратите внимание, сама волевая возможность сказать: нам не нравится парадигма модерна, а нравится парадигма Традиции, способна возникнуть только в ситуации свободы и от той и от другой парадигмы.Ведь традиционалисты бросают вызов парадигме модерна, всецело принадлежа к ней, во имя парадигмы Традиции, которая для них есть нечто условное, неконкретное, желаемое, предвосхищаемое, нечто, чего сами они лишены.Это заставляет задуматься над качеством тех людей, которые принадлежат к традиционализму. Нет ли здесь какого-то очень серьезного и глубинного подвоха?

С чем-то подобным мы сталкиваемся и на новом фазовом переходе от парадигмы модерна к парадигме постмодерна. Здесь снова всё становится неопределённо и двусмысленно. Показателен спор Делёза с Хабермасом, которые, по сути, начинают выяснять, является ли парадигма постмодерна парадигмой, что значит, что парадигма модерна окончена (так утверждают Делёз и Бодрийяр) или парадигма модерна абсолютна и неотменима, но у неё сейчас временные технические сложности, и мы имеем дело не с системным, а с фрагментарным, случайным ее кризисом, и смены парадигмы модерна на парадигму постмодерна просто не может быть, так как модерн есть не парадигма,а единственная «реальность» (так утверждают Э. Гидденс или Ю. Хабермас). Этот спор, так же, как и традиционалистский легкий жест посылания «куда подальше» эпохи Просвещения, возможен только в момент фазового перехода. Суть этого спора глубже, чем его содержание. Это спор о том, является ли парадигма парадигмой.

Это чрезвычайно важное пояснение, из него вытекает, что, если мы сейчас упустим вот этот шов, если мы не акцентируем и не схватим метафизику сбоя, происходящего в философии на грани модерна и постмодерна, то, когда парадигма постмодерна укрепится, мы снова не сможем больше и рта раскрыть на эту тему, никто нас не будет слушать. И место нам будет не на философских кафедрах, а в террористических ячейках или пенитенциарных заведениях будущего.

Сегодня говорить о постмодерне, модерне и премодерне может практически любой. За это никому ничего не будет. Это уникальный момент, когда можно говорить практически всё, что хочешь. Это было совершенно не так еще десять-пятнадцать лет назад, и возможно, через несколько лет эта золотая возможность тоже исчезнет. В эпоху Возрождения тоже было можно говорить всё, что угодно. И что только люди тогда ни говорили! А жгли только самых оголтелых — таких, как Джордано Бруно. Тем не менее свобода в эпоху Возрождения была бескрайней, такой же практически, как сейчас.

Только в эпоху фазового перехода мы можем реально заглянуть по ту сторону парадигмыкак таковой и начать оперировать с парадигмой как с парадигмой.Уникальное явление, которое показывает, если угодно, лимиты того, с чем мы имеем дело в лице парадигмы и искусственный характер тех суггестивных матриц,которые сменяют друг друга.

Взгляд традиционалистов на процесс смену парадигм