Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли

Традиционализм невозможен вне парадигмы модерна. Более того, именно внутри парадигмы модерна вызревает традиционализм как некая специфическая форма работы с парадигмой премодерна. Само понятие «Традиция» с большой буквы, Традиция как нечто обобщающее, — это искусственный концептуальный конструкт.Традиция с большой буквы означает парадигму премодерна. Не премодерн, а его парадигму. И соответственно, именно творцы этого представления о Традиции с большой буквы, то есть Генон, Эвола и их последователи, с такой же ясностью описывают, излагают и анализируют и другую парадигму,именуемую ими «modern world», «modernity», «le monde moder-ne». В данном случае «le monde moderne» — «современность» — выступает у традиционалистов тоже как парадигма.Традиционалисты говорят о парадигме Традиции — именно о парадигме.

Чтобы проиллюстрировать то, о чем я говорю, возьмём такое явление, как Юлиус Эвола. Он воплощает в себе образцового традиционалиста без традиции.Это один из крупнейших традиционалистов, второй после Генона, автор лучших традиционалистских произведений о буддизме, герметизме, алхимии, йоге, тантризме, магии, средневековой традиции, европейском эзотеризме. И вот этот выдающийся традиционалист, последовательный теоретик и практик традиционализма, оказывается, вообще ни к какой конкретной традиции не принадлежал.Когда его спрашивали: «Уважаемый барон Эвола! Вы — известный политический деятель, властитель дум молодежи, вы постоянно, на каждой странице по сто пятьдесят раз упоминаете необходимость принадлежности к Традиции. А сами-то Вы к какой-то традиции принадлежите?», Эвола отвечал в духе Степана Трофимовича Верховенско-го из «Бесов» Достоевского. Того однажды спросили: «Скажите, а вот Вы в каком-нибудь тайном обществе состоите?», на что Степан Трофимович задумался и ответил: «А черт его знает, может, и состою». Так и Юлиус Эвола, когда поклонники или интервьюеры интересовались: «А вы-то сами, барон, к чему-то принадлежите?», видимо, отвечал: «А черт его знает, может, и принадлежу».

В фигуре Юлиуса Эволы, традиционалиста без традиции, открывается сущность традиционализма как подхода.Из этого можно сделать упрощенный вывод — мол, «они старались, но не смогли». Обычно его и делают. Банальное мышление подсказывает нам, — да, они хотели вернуться к традиции, они чувствовали, что им чего-то не хватает, но их туда не взяли, и они прозябали где-то на периферии, так и не найдя выхода в традицию. Совершенно неправильно. Вообще всё банальное неправильно. Как говорит учебник по техническому анализу рынков: «Большинство всегда неправо» («Majority is always wrong»).

На самом деле, тот факт, что традиционализм может быть без традиции, никоим образом не доказывает, что традиционализм — нечто ущербное.Наоборот, традиционализм и есть то наиболее интересное, что может возникнуть во время фазового перехода. Именно благодаря традиционализму мы можем ясно и отчетливо понять, где заканчивается одна парадигма и где начинается другая.И в конечном итоге, то, что традиционалисты говорят парадигме современного мира «нет!», звучит ещё более грозно, нежели дерзкие выпады «Аль-Каеды».

Рост значения традиционализма в наше время

Когда вокруг бушевали споры о квантовой механике, Жан Поль Сартр публиковал свои экзистенциалистские книги, когда модерн процветал и был в самом соку, Рене Генон нашёл мужество и точку опоры, чтобы на европейском языке ясными и понятными словами заявить: «Всё это, ребята, полнейшая чушь, не стоящая выеденного яйца» (К яйцу—выеденному и не выеденному — мы скоро вернемся). Эвола придал этому «посылу» героический пафос, превратил это «нет!», брошенное в адрес современного мира, в нечто агрессивное, фундаментальное; он участвовал в политических движениях, придавая традиционализму привлекательный, эстетический, культурный, политический, философский, экзистенциальный характер.

Генон же просто сказал: «Знать вас не знаю, ваша парадигма модерна — дерьмо, а наша парадигма Традиции—золото; кто не согласен, кладите мои книги на место, и смело шагайте в бездну, вас ничто не спасёт».