Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли

Но одновременно с этой субъектностью прощается и уже знакомая нам ризома. Человек стал человеко-экраном, делёзовской человеко-кошкой. (Односекундная эстрадная звезда Маша Ржевская пропела важный манифест постчеловечества — «Когда я стану кошкой». На самом деле, она уже стала кошкой, капризно-уютным писком протекающей сквозь пальцы плоти в механических клещах электрического шоу-бизнеса. Все люди постмодерна уже давно стали кошками: им остались «воробьи», «крошки», «стеклышки» — расколотые и разрозненные фрагменты экзистенции, полностью оторвавшиеся от индивидуума).

В постмодерне происходит сложный разрыв антропологической сферы, в результате которого обнаруживаются две фигуры — ризома и Радикальный Субъект, запредельные по отношению к субъекту и человеку.

Из последних людей возникают, вываливаются, вылупляются постлюди: подчеловеческие ризомные массы, мировая сингулярность множеств, о которых пишут Майкл Хардт и Тони Негри в «Империи». Постлюди, сращенные с компьютерами, с датчиками, цифровыми процессорами, киборги «нового мирового порядка». С другой стороны, впервые Радикальный Субъект, который в эпоху богочеловечества был неотделим от тайных глубин человеческого архетипа, покидает свою клетку, своё прибежище, свою форму.

Сверхчеловек (Радикальный Субъект) окончательно обнаруживает свое наличие, выглядывает из-за маски субъекта (в широком смысле— как открытого, так и закрытого) в тот момент, когда происходит последняя смена парадигм.

Дифференцированный человек в традиционализме и марксизме

Здесь мы подходим к самому важному: когда кончается премодерн, Радикальный Субъект, ранее практически тождественный обычному (открытому) богочеловеческому субъекту, впервые обозначает себя через то, что открытый субъект кончается, а он— нет.Всё изменяется, а он — нет.Всё подвергается воздействию новой инсталлированной парадигмы, а он — нет.Он продолжает быть тем, кем он был раньше как ни в чем ни бывало.Тем самым он впервые даёт знать, что власть парадигм не абсолютна.

Теперь мы его уже отдаленно обнаруживаем, уже можем как-то заметить... Хотя его еще очень сложно поймать, схватить, идентифицировать, локализовать... Для этого надо будет разгрести завалы нонконформистского маргиналитета, где — помимо собственно Радикального Субъекта — было собрано очень много всякой сволочи, но мы уже начинаем нащупывать то социальное, психологическое, эстетическое, философское пространство, где нам надо его искать.

Парадигмы перемалывают всё.И парадигма модерна перемолола всю парадигму премодерна, а то, что не перемолола, то перемелет, да и неважно, перемелет ли она всех мусульман, христиан или не перемелет. Лучше бы попыталась это сделать. Потому что, если перемелет, то докажет, что никакие это не христиане, не мусульмане, а просто сурки, которые находятся под гипнозом той или иной матричной системы. А вот Радикального Субъекта перемолоть не может ничто, потому что он от этих парадигм фундаментально и принципиально свободен.

Традиционализм демонстрирует возможность оперировать с парадигмой достаточно свободно. В рамках модерна, в его сердце, выбрать парадигму Традиции в качестве полноценной волевой альтернативы, может только очень специальное существо. Это не просто нонконформизм, это посягательство на всевластие парадигмы. А если продолжить, то не просто на всевластие парадигмы, но на всевластие всех парадигм.

Но в этом отношении и Маркс является показательным явлением, поскольку он попытался через свой критический метод осмыслить темную машинерию капиталистического мира,осмыслить какустроена парадигма модерна, с глубокой внутренней уверенностью, что в её основе лежит какой-то подвох.Это огромная вещь. И это во многом ему удалось, отсюда и притягательность марксизма. Марксисты и позже большевики понимали всё значение борьбы идей, а также необходимость выведения «нового человека».Личность «профессионального революционера» и так несёт в себе некоторые героические и сверхчеловеческие черты. В социалистическом обществе планировалось (через повышение «сознательности»!) воспитать кардинально новых людей, в которых отсутствовала бы классовая предопределенность. При этом наиболее радикальные марксисты бросали вызов самой «буржуазной антропологии», и в некоторых случаях (военный коммунизм в Советской России, годы правления Пол Пота и Янг Сари в Камбодже) искоренение буржуазии как класса приводило к систематическому геноциду. В мистерии уничтожения старого человечества должно было родиться, созреть и закалиться новое существо.