Если мне скажут, что возможен постмодернистский текст, который не будет содержать отсылани к гносеологическому коду модерна, ни к гносеологическому коду Традиции, то я просто рассмеюсь, поскольку такое утверждение может быть построено исключительно на смутном и неточном понимании того, что такое гносеологический код Просвещения и что такое гносеологический код премодерна, Традиции. Иными словами, если этого смешения не будет, то любой текст поддается однозначной гносеологической интерпретации в рамках той или иной парадигмы. Значит, он не принадлежит постмодерну, а если он не принадлежит постмодерну, то мы его не рассматриваем, ибо он остался в (условном) прошлом. И в наше время его прочтение просто невозможно.
Таким образом и возникает необходимость переделать и переосмыслить произведения и классического модерна, и премодерна, создав некий постмодернистский remake тех произведений, систем и структур, которые существовали в рамках гносеологических моделей премодерна или модерна.
Есть удачные примеры, например, песня музыканта Псоя Короленко о «Невском проспекте». В короткой, на постмодернистский манер, песне, Псой ёмко и предельно точно пересказывает «Невский проспект» Гоголя. Это образец великолепного постмодерна. А есть и неудачные примеры постмодерна (их намного больше). Например, фильм «Даун-хаус» — попытка гламурного актёра из золотой молодежи Фёдора Бондарчука и Ивана Охлобыстина, бывшего хулигана, ставшего позже попом (!), переложить на постмодернистический лад «Идиота» Достоевского. Хотя у создателей «Даун-хауса» совсем ничего не получилось, их попытка перепоставить классику похвальна. Кто-то сделает это лучше. Клипы по Достоевскому. «Преступление и наказание» в комиксах...
В целом же без переложения на стилистику постмодерна мы просто не способны дешифровать послания предшествующих парадигм. В постмодерне без этого мы вообще ничего (скоро будем) не способны воспринять.
В эпоху постмодерна всякое знание либо является гносеосимуляцией и интегрировано в этот процесс, либо его нет вообще — т.е. попадает в сферу строгого ничто, остается за скобками и абсолютно нигде не существует.
Короткое замыкание лингвистики (по Дж. Бейтсону)
Единственным знанием в постмодерне является гносеосимуляция или симулякр знания, поскольку в процессе смешения двух кодов как раз и происходит смешение между субъектом и объектом, их взаимное исчезновение через
Есть такой интересный психолог и лингвист Джордж Бейтсон, один из основателей современной психолингвистики, чьи ушлые последователи с коммерческой жилкой изобрели НЛП... Но Бейтсон здесь не при чем, он был настоящим учёным и искренним человеком. Так вот, Бейтсон писал о том, что одним из распространённых инструментов формирования психических расстройств в раннем детстве является
Точно так же постоянное смешение двух гносеологических кодов в классическом дискурсе постмодерна создает из нас, зрителей и участников этого гносесимуляционного процесса (так как все мы, здесь сидящие и не сидящие, являемся, безусловно, частями этого процесса симулякра знаний), сумасшедших с расстроенными психо-физиологическими функциями. У косноязычных, умственно отсталых или просто слишком спешащих, усталых и измотанных родителей формирование из ребёнка шизофреника происходит случайно. А в постмодерне смешение парадигм является программным. Это осознанный метод, направленный на стирание субъекта, через его смешение с объектом, через его катастрофу и падение в экран.
Экстатический топос
Таким образом, в симулякре знаний происходит некое жонглирование постгносеологическими квантами, которые можно назвать
Например, нам что-то показывают или рассказывают, мы оживляемся, нам весело, идут некие токи, растёт напряжение... Нам показывают другое, мы следим за этим, нам становится скучно, мы засыпаем... Потом опять что-то мелькнуло интересное...