Я уже говорил, что в те дни воспринимал свою болезнь как нечто одушевленное. Как понял позже, в этом был заложен смысл. Чем лучше представляешь врага, знаешь, откуда исходит угроза, тем эффективнее можно противостоять ему. Мозг создал образ того, кого нужно было одолеть любой ценой. После первой процедуры я почувствовал себя окрыленным, надежда на выздоровление подкрепилась увиденным в действии мощным современным медицинским оборудованием. В тот момент я не думал о побочных последствиях такого лечения, все это ушло на задний план, хотя знал и понимал, что многие, излечившиеся от онкологии, в дальнейшем умирали от последствий лечения онкологии. Но сейчас первостепенной задачей являлось уничтожение опухоли, потому что она могла убить меня за несколько месяцев.
И, судя по моим первым впечатлениям, опухоль оказалась уязвимой перед воздействием электронных лучей. Я это ощущал каким-то сверхъестественным образом – по изменению тональности болевых ощущений. Нет, в горле болело по-прежнему, но если раньше боль отличалась своей мощью, чувствовался запас сил у ее источника, то теперь, после нескольких сеансов облучения, она утратила эти качества, потеряла остроту. Казалось, что это не моя боль, а плоти, сросшейся со мной в единое целое.
А однажды утром, когда чистил зубы, изо рта стали вылетать какие-то куски, видимо этой самой плоти. Конечно, после стольких месяцев ожидания, неведения, неопределенности, когда болезнь только прогрессировала, первые добрые симптомы затмили собой весь негатив. И первые дни лечения с положительной динамикой самочувствия дали эмоциональный подъем, от которого рано или поздно наступает похмелье. У меня оно выразилось тем фактом, что к этому времени состояние моего желудка было основательно испорчено обезболивающими препаратами, да еще на это стали накладываться побочные эффекты облучений. Лучи повреждали вкусовые рецепторы, слюнные железы, поэтому пропал аппетит, пища казалась настолько невкусной, что ее невозможно было положить в рот без отвращения. Следствием стала стремительная потеря веса и сил. Во рту была постоянная сухость, попытки исправить это обильным питьем приводили к тому, что начинал болеть желудок, и вообще он стал болеть все чаще и чаще, все сильнее сказывалось употребление обезболивающих. Но я понимал, что победить рак играючи, без потерь, не получится, что придется стиснуть зубы и терпеть. Тем более, надо признать, что мое положение не было столь удручающим – в сравнении со многими пациентами клиники. По крайней мере, мне так казалось. Это был посыл, который помогал преодолевать невзгоды, сознавая, что рядом с тобой находится много людей, которые испытывают несравненно большие страдания и имеют более туманные прогнозы на будущее.
К их числу я относил тех, кто в результате проведенных хирургических вмешательств, лишился возможности говорить и дышал через отверстие, проделанное прямо в горле. Или тех, у которых обнаружились метастазы в других органах. И, как не прискорбно сознавать, эти люди сложностью своего положения укрепляли во мне веру в выздоровление. Звучит, может, и цинично, но от этого факта никуда не спрятаться, он был очевиден!
И, как бы в оправдание моих ожиданий, произошло знаковое по своему содержанию событие, которое внесло существенные изменения в течение болезни. Я уже писал, что с началом лучевой терапии опухоль стала болеть как-то по-иному. Наконец, после седьмого сеанса я почувствовал в себе силы отказаться от обезболивающих препаратов, тем более, меня подстегивало состояние пищеварительной системы, которая буквально рассыпалась на глазах под воздействием этих лекарств. Этот шаг я сделал самостоятельно, не предупредив никого, хотя, справедливости ради сказать, никто из медиков не заставлял принимать эти таблетки или делать инъекции. За них эту функцию исправно выполняла опухоль, дающая о себе знать нестерпимой болью. В определенном смысле я рискнул, когда не пошел делать обезболивающую инъекцию. В случае чего, думал я, можно и потерпеть, тем более, по моим ощущениям после последней процедуры острота восприятия боли притупилась и сменилась на чувство вполне терпимого дискомфорта. К тому же в моем личном аптечном арсенале имелся запас этого лекарства в таблетках и, в случае чего, им можно было воспользоваться. Но ночь прошла спокойно и, впервые за последние четыре месяца, я спал естественным сном, позабыв о болезни.