Тысячи выходцев из разных стран, став петербуржцами, а также их дети и внуки с полным правом считали себя обрусевшими немцами, обрусевшими французами, обрусевшими греками, обрусевшими персами… Приезжие из отдалённых национальных образований Российской империи, а затем Советского Союза становились в этом городе русскими украинцами, русскими белорусами, русскими поляками, русскими финнами, русскими евреями… И все они — архитектор Франческо Растрелли, скульптор Пётр Клодт, генерал Михаил Милорадович, великая княгиня Елена Павловна, художник Николай Ге, певец Николай Фигнер, хореограф Мариус Петипа, композитор Рейнгольд Глиэр, поэт Иосиф Бродский, как и множество не столь именитых петербуржцев, — оказались в той или иной степени полукровками. Или как сказал о себе знаменитый американский балетмейстер Джордж Баланчин (Георгий Баланчивадзе): «…по крови я грузин, по культуре — скорее русский, а по национальности — петербуржец» [7. С. 87–88].
Вот и сам Петербург-Петроград-Ленинград тоже всегда был полукровкой: русским иностранцем. Не похожим ни на Европу, у которой с лёгкой руки своего основателя из века в век стремился перенять как можно больше, от архитектуры до образа жизни, — ни на страну, где родился и вырос. Как говорил Николай I, «Петербург — русский город, но это не Россия».
А может, наоборот, — как раз похожим одновременно и на Европу, и на Россию? В этом легко убедиться, встав на углу Невского проспекта и набережной канала Грибоедова и взглянув сначала на полуевропейский Казанский собор, а потом на русскую-перерусскую церковь Спаса-на-крови, петербургскую копию московского храма Василия Блаженного. Или, придя на Дворцовую площадь, поднять голову вверх и увидеть, что на вершине Александровской колонны «ангел с лицом православного императора Александра I попирает французского змея католическим крестом» [21. С. 24]. Да что говорить, если первый петербургский ансамбль — Петропавловский собор с колокольней — признан важнейшим памятником петровского барокко, то есть модного в ту пору европейского стиля в его российском восприятии!
Иначе говоря, тем самым смешением чужого и своего, которое предопределило всю — далеко не только архитектурную — судьбу Петербурга.
Так не отсюда ли у этого города свойственная многим полукровкам талантливость и удивительная способность соединять в себе, казалось бы, несоединимые вещи — имперский дух и космополитизм, восточную культуру и западную, новейшие веяния искусства и строгий академизм, устремлённость в будущее и пассеизм?.. Не отсюда ли та двойственность, которая слишком часто заставляла исследователей отыскивать его загадочную сущность в лабиринтах метафизики?..
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
17.
18.
19.
20.
21.
22.
23.
24.