Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

Начать с того, что никто не знает, когда она появилась на свет. Многие литераторы конца XIX — начала ХХ веков, подобно философу Георгию Федотову, полагали, что «по-настоящему, как широкое общественное течение интеллигенция рождается с Петром» [30. Т. 1. С. 79]. Почему именно тогда, обычно не объяснялось. Лишь изредка поминали, что не кто, иной как Пётр начал активно заботиться о появлении в России слоя образованных людей, отправляя отечественных недорослей учиться за границу, а те попутно нахватались там чужих, европейских, идей.

Однако многим авторам петровское отцовство в отношении российской интеллигенции казалось далеко не бесспорным. Некоторые, сами того не замечая, словно мимоходом, нарушали принятую датировку. Так, философ Сергей Булгаков в одной и той же статье сперва привычно назвал интеллигенцию «созданием Петровым», а затем вдруг определил в её духовные отцы Белинского [4. С. 45, 49], который принадлежал к гораздо более поздней исторической эпохе.

Без Петра, как и во многом в России, тут, конечно, не обошлось. Но, очевидно, правильнее говорить, что северный демиург, а ещё точнее — выстроенное им государство лишь дало толчок появлению интеллигенции. Вот как характеризует рождение этого важного социального явления Яков Гордин: «Первый император своими реформами разбудил в русском человеке — прежде всего, в дворянине и “вышедшем в люди" разночинце — понятие о своём достоинстве, о своём высоком долге и при этом поместил его в жёсткую структуру, основанную на всеобщем политическом рабстве. Это рождало мучительный духовный дискомфорт, который, усугубляясь в эпохи “либерального самодержавия" с их иллюзиями, порождал отчаянные попытки привести внутреннее самоощущение в соответствие с реальным общественно-политическим положением: мятеж декабристов, кровавый героизм народовольцев и так далее…» [11. С. 114].

Итак, будем считать, что определиться с отцовством удалось. А как всё-таки быть с датой рождения?

Одни историки говорят, что интеллигенция родилась в первой четверти XVIII века, то есть опять-таки при Петре I, другие — в конце того же столетия, третьи — в годы, предшествовавшие восстанию на Сенатской площади. Однако большинство современных исследователей всё же сходятся на том, что российская интеллигенция появилась в 1860-е годы, когда в связи с началом александровских реформ студенчество, а также представители так называемых интеллигентских профессий — учителя, вузовские преподаватели, врачи, инженеры, деятели искусства — образовали достаточно широкий, социально значимый слой общества. Именно в ту пору к основным сословиям — дворянам, почётным гражданам, купцам, мещанам, крестьянам — добавились те, кто не подходил под главные сословные рубрики и кого стали называть разночинцами.

Параллельные заметки. Обе крайние датировки служат ещё одним подтверждением старой истины: часто стереотипное мировосприятие свойственно не только массовому сознанию, но и специалистам-интеллектуалам.

В первом случае, как нетрудно догадаться, трафаретка наложилась на аксиоматичную формулу, согласно которой все основные приметы новой России возникли при Петре и спор может идти лишь о том, чего в этих приметах больше — положительного или отрицательного. Во втором случае отчётливо проявилась впитанная со школьной и студенческой скамьи ленинская схема, определяющая 60-е годы XIX века как начало второго этапа в развитии русского революционного движения. Неслучайно сталинский краткий курс «Истории ВКП(б)», а вслед за ним и все издания «Истории КПСС» начинались именно с этого десятилетия.

Ещё более запутанная история произошла со словом «интеллигенция».

Не так давно считалось, что слово это придумал Пётр Боборыкин. Тем более Пётр Дмитриевич и сам в начале ХХ века не без гордости вспоминал: «…в 1866 г. в одном из своих критических этюдов я пустил в обращение в русский литературный язык или жаргон. слово интеллигенция. т. е. самый образованный, культурный и передовой слой общества известной страны» [18. С. 384]. Действительно, в первом издании словаря Владимира Даля (1865) такого слова не было, оно появилось лишь во втором издании и почти дословно повторяло боборыкинскую трактовку.