Вечное и во многом оправданное российское недовольство наличной действительностью вело, однако, не к тому, чтобы научиться с ней считаться и на этой основе преодолевать, а как раз к обратному результату - к абсолютному презрению к действительности, к такому ее игнорированию, которое находится на грани жизненного абсурда. Психологически он выражался в постоянном навязывании стиля жизни, главным лейтмотивом которого стало откладывание жизни "на потом", жизни "во имя светлого будущего", стремление жить не реальностями настоящего, а вечно откладываемой реализацией иллюзий будущего. Такая психологическая установка подпитывала общую историческую практику такого отношения к сложившимся реальностям, когда в них ничего не жалко, ибо они ничто перед светлым коммунистическим будущим, во имя достижения которого никого и, тем более, ничего в настоящем не жалко. Такое отношение к действительности стало источником разгула внеэкономического стиля мышления и отношения даже к самой экономике. Чего стоит в этой связи хотя бы авантюристическая в своей основе программа строительства основ коммунистического общества к 1980 году. Она стала печальным апофеозом самого типа исторического творчества на евразийских просторах России, исходя не из сложившихся реальностей, а из исторического идеала.
Наиболее болезненным образом все это сказывалось, в первую очередь, на экономике, то есть на той части исторической реальности, которая в наименьшей степени восприимчива к произвольным формам исторического творчества, к опережающим ее возможности историческим прожектам преобразования общества. Их естественным итогом стало то, что стало полная хаотизация всего, что можно хаотизировать, всей ткани социальности такими формами исторического творчества, которые в самых существенных своих моментах не считались с самоценностью сложившейся исторической реальности, навязывая ей изменения, опережающие ее возможности быть органичной и гармоничной исторической реальностью.
Вечная экономическая неустроенность России в XX веке - это прямое следствие навязывания ей опережающих и уже только поэтому утопичных проектов ее реформирования, таких производственных отношений, которые, опережая характер и уровень развития имевшихся производительных сил, увы, превращались, как им и положено в таких случаях быть, из форм их развития в их трудно преодолеваемые оковы.
Россия попала в формационную ловушку истории и попала именно потому, что оказалась излишне преданной не себе самой как России, не своей истории, культуре, духовности, наконец, не тем сложившимся историческим реальностям, которые и только которые способны определить меру исторически возможного и реально достижимого в историческом творчестве, а голой теории, истинность положений которой еще только предстояло доказывать практикой исторического развития. Россия и доказала своей историей XX столетия, что далеко не все положения марксизма адекватно отражают историческую реальность, что наряду с бесспорными истинами своего времени, в нем есть иллюзорные, утопические и просто ошибочные положения, в основном сгруппировавшиеся вокруг проблем обретения новых формационных качеств общества, путей, методов и средств социализации капитализма.
Созданная на базе материалистического понимания истории формационная концепция исторического развития, позволившая достаточно адекватно отразить содержание формационной исторической реальности и формационной логики истории и на этой основе вскрыть основные противоречия капитализма как формации, в частности, перспективные тенденции в ее развитии, вместе с тем оказалась не в состоянии справиться со всем богатством конкретного содержания конкретной истории капитализма, адекватно отразить потенциал его исторической изменчивости, в частности, потенциал социализации, заключенный в самом капитализме,- задача, с которой в ее предельной конкретности, в принципе не может справиться ни одна теория, тем более, если ей еще и не позволять это делать.
Ведь не секрет, что в советское время марксизм был поставлен в условия идейно-теоретической исключительности, при которых всякое отступление от его основ рассматривалось как идейное ренегатство и расценивалось как признак идейной неблагонадежности со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но в любом случае в марксизме, с одной стороны, была переоценена острота основного противоречия капитализма - между нарастающим общественным характером производства и частнокапиталистической формой присвоения, а с другой - недооценена историческая миссия частной собственности в современной истории. Социалистический потенциал современной истории, ее готовность к радикальной социализации капитализма был явно преувеличен, как явным образом была преувеличена и историческая миссия пролетариата, роль общественной и государственной собственности по сравнению с частной в экономических процессах современного мира.