Читаем Постижение России. Опыт историософского анализа полностью

2. Автор исповедует странную выборочную логику отношения к периодам цивилизационного развития России - по степени близости к цивилизационному идеалу в истории, за который, естественно, принимается европейский цивилизационный идеал. Соответственно ему вся история России делится на "хорошие" и "плохие" периоды. Так, московский период истории России, начавшийся с образования Московского княжества и кончая Петром I, закономерно становится самым "плохим", от исторических итогов и традиций которого следует как можно скорее отказаться. Правда, не совсем ясно, как можно отказаться от истории, от прошлого, как от ставшей реальности, ушедшей в основание нашего исторического бытия. Но все становится ясно, когда обнаруживается, что автор исповедует принципы совершенно внеисторического подхода к глубоко историческим явлениям.

Московский период в цивилизационном развитии России стал таким, каким он стал, не по прихоти московских князей и царей, а по причине специфики тех исторических проблем, которые он решал после монгольского погрома Руси, и которых не было у Европы. У Европы не было в этот период проблем, связанных с потребностями самого выживания в истории в качестве Европы. А для России эти проблемы в этот период стали жизнеопределяющими. Европа входила в период Возрождения, Россия - в период исторического выживания. И в этот период своей истории Россия дала такие ответы на вызовы истории, которые стали единственно адекватными этой истории. В конце концов, именно этот период истории России позволил ей выжить в истории и стать Россией. Иная его трактовка, а тем более попытка оценить его через призму того, насколько он стал периодом осуществления "либеральных ценностей" в истории, просто не будет считаться с историей и ее конкретностью. Как не будет считаться с конкретностью истории попытка понять и оценить саму Европу этого же периода с позиций правового демократического государства, гражданского общества, свободного рынка и прав человека - либеральных ценностей. Это ценности другого периода ее истории, связанные и вытекающие из ему предшествующего, но все-таки другого.

3. Автор, так или иначе, но исходит из признания в мировой истории общего всем локальным цивилизациям цивилизационного идеала, под которым понимаются "ценности прогрессивного типа развития... Это рынок, правовое демократическое государство, гражданское общество, права человека". И вся история человечества, всех локальных цивилизаций и культур препарируется под углом зрения того, в какой мере они достигают и осуществляют в своей истории указанные ценности. Это действительно ценности, но ценности не цивилизационные, а преимущественно формационные, а потому стадиальные, то есть, которые становятся таковыми только на определенной ступени формационного развития человечества. В данном случае это ценности постиндустриальной стадии капитализма. И поверять ими всю историю человечества, оценивать прогрессивность ее этапов и типов исторического развития в зависимости от того, в какой степени они были этапами достижения и типом развития либеральных ценностей, по меньшей мере просто несерьезно.

Несерьезно вообще все многообразие цивилизационных ценностей свести к либеральным, прежде всего потому, что нет и не может быть общего для всех локальных цивилизаций цивилизационного идеала. Может быть общий формационный идеал истории, в котором либеральные ценности занимают свое исторически обусловленное место, но не может быть общего цивилизационного идеала. Он у каждой локальной цивилизации свой, неподражаемо уникальный, настолько, насколько является уникальным генетический код истории, лежащий в основании бытия каждой локальной цивилизации. Уникальность цивилизованного идеала есть порождение уникальности генетического кода истории локальной цивилизации, высшее выражение исторических устремлений его архетипов социальности, культуры, духовности, самого способа их бытия в истории и самой истории. Именно поэтому в исламском мире цивилизационный идеал один, в буддийском - другой, а в конфуцианском - третий... И это не должно обескураживать.

Цивилизации отличаются друг от друга не только генетическим кодом своей истории, не только своей этнокультурной субъектной базой, но и своим цивилизационным идеалом, то есть своим образом должного в сущем, своей целью всех целей и ценностью всех ценностей - предметом высших жизненных упований. Попытка навязать всем локальным цивилизациям некий общий цивилизационный идеал и по степени исторического приближения к нему определять степень прогрессивности локальных цивилизаций не только не имеет ничего общего с цивилизационным подходом к пониманию истории, но и с самим реальным пребыванием и историческим творчеством в пространстве цивилизационного бытия и развития истории.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука