Сами по себе все эти ценности либерализма социально, экономически, политически абсолютно функциональны, а потому их освоение составляет актуальную задачу для любого общества, любой локальной цивилизации, желающей и способной идти в ногу с современностью, успешно осваивать новые формационные качества и свойства, соответствующие стадии перехода от индустриального к постиндустриальному обществу. Собственно, они и являются формационными качествами и свойствами этого перехода к новому типу отношения с природой на базе качественно новой науки и техники, новых, более высоких технологий, требующих новых форм социальности, политики, экономики, нового, социально раскрепощенного человека, степень свободы и культуры которого превращается в главное условие самой возможности такого перехода. Но при всем при этом на основе либеральных ценностей не базируется бытие локальных цивилизаций, так как они не определяют ни сущность генетического кода их истории, ни состав их ведущих этнокультурных субъектов, ни формы их исторической активности, а значит и самые глубинные основы логики их цивилизационного бытия и развития в истории.
Не они превращают локальные цивилизации в локальные - индуистскую, китайскую, исламскую, русско-российскую, европейскую. Не либеральные ценности превращают их в некие либеральные цивилизации, а они, как локальные цивилизации, превращают либеральные ценности в ценности национально обусловленного бытия локальности своей цивилизации, адаптируя их к особенностям генетического кода своей истории, ведущего этнокультурного субъекта, самой логики цивилизационного бытия и развития истории. Локальные цивилизации, включая сюда и европейскую, возникли задолго до возникновения и приобретения широкой исторической значимости либеральных ценностей. Они сохранят себя и после того, как либеральные ценности потеряют свою историческую актуальность. Локальные цивилизации это абсолютный максимум истории, а потому возникающий и существующий независимо от возникновения и исчезновения исторически актуальной, но все-таки преходящей системы ценностей.
Но если нет таких цивилизаций - традиционных и либеральных, а есть локальные цивилизации, осваивающие либеральные ценности не как цивилизационные, а как формационные на определенной стадии своего формационного развития в истории, то это взрывает всю логику выстроенной концепции и, прежде всего, всякую попытку с ее помощью осмыслить основы цивилизационной идентичности России, специфику цивилизационного феномена России - свести ее к идее России как "промежуточной цивилизации", вечно балансирующей между традиционной и либеральной цивилизациями.
По мнению автора, центральный элемент самобытности России-цивилизации образует "существование раскола, который пронизывает культуру, социальные отношения, воспроизводственную деятельность, личность. Раскол сложился в результате исторически сложившегося промежуточного положения России как страны, находящейся между двумя цивилизациями, т.е. традиционной, где господствующее место занимает статичное воспроизводство, стремление сохранить соответствующие ценности, тогда как либеральная цивилизация основана на интенсивном воспроизводстве. История России сложилась таким образом, что она уже перестала быть страной чисто традиционного типа и одновременно не стала страной либерального типа. Можно сказать, что здесь сложилась особая промежуточная цивилизация. Раскол не позволяет обществу как перейти к либеральной цивилизации, так и вернуться к традиционной. Отсюда постоянные мучительные пароксизмы общества, постоянные шараханья от попыток партиципации к ценностям, нашедшим высшее воплощение в либеральной цивилизации (наука, техника, развитый рынок и т.д) к отрицательным структурам через уравнительность, локализм, через антимедиацию"1.
Но если нет традиционной и либеральной цивилизации, то нет и цивилизационного раскола, во всяком случае, в его авторской интерпретации, как результата взаимного отрицания традиционализма и либерализма. А если нет раскола, то нет и "промежуточной цивилизации" в качестве такого цивилизационного феномена, который уже перестал быть феноменом традиционной цивилизации и одновременно с этим никак не может стать феноменом либеральной цивилизации. А раз нет "промежуточной цивилизации", то цивилизационный феномен России не может быть идентифицирован с цивилизационными основами той цивилизации, которой нет. Значит, он должен пониматься как-то иначе, не с цивилизационно универсалистских, а локально цивилизационных позиций, в своей русско-российской специфике. К необходимости этого побуждают, по меньшей мере, еще два, но фундаментальных обстоятельства, связанных с анализируемой концепцией: узость евроцентристской методологической схемы исследования и обусловленная ею узость понимания сущности цивилизационного раскола вообще и России в частности.