Не следует продолжать борьбу с очевидностью: мы не "народ-Мессия", "народ-богоносец" - мы абсолютно нормальный народ, вся ненормальность которого определяется только глубиной слома базовых структур цивилизационной, исторической и национальной идентичности, которая и создает условия для ложных форм идентичности в истории и для напяливания на себя мессианских комплексов, отчуждающих страну и нацию от обустройства себя во всемирной истории в качестве России-цивилизации. Нет у нас никакой особой миссии в человечестве по его осчастливливанию и объединению, хотя бы потому, что в течение последнего столетия мы оказались не в состоянии объединить и осчастливить даже самих себя в пространстве собственной истории и как раз потому, что превратили его в пространство слома основ своей цивилизационной и национальной идентичности, в пространство осуществления вненациональных целей, ценностей и смыслов бытия в истории.
Пора отказаться от иллюзии, что Россия выполняет в мировой истории какую-то особую миссию, отличную от той, чтобы быть просто Россией, в конце концов, Великой Россией. А поскольку это именно так, то конечный смысл Русской идеи, как национальной идеи России, не может быть иным, как только русским и российским, как только таким, который позволяет и стране, и нации сосредоточиться на самих себе и, следовательно, на таком бытии и развитии в истории, которое становится бытием и развитием на основе саморазвития ценностей собственной цивилизационной, исторической и национальной идентичности, их русско-российской сущности.
Но в чем в итоге должен заключаться конечный смысл сосредоточения России на саморазвитии русско-российской сущности локальности своей цивилизации, который и должен определить ее действительное место и историческую миссию в современной истории? Что есть Россия, чем она должна и действительно может стать в общем потоке цивилизационного прогресса всемирной истории?
Поиск ответа на эти вопросы восходит к представлениям об основном векторе цивилизационного прогресса, отличающего его от формационного, к общим представлениям о его содержании. Оно и позволяет понять то главное, ради чего приходит в историю любая локальная цивилизация, во имя чего она совершает восхождение по ступеням цивилизационного прогресса, понять, в чем его конечный смысл. Ведь если формационный прогресс есть, по преимуществу, социально-экономический и политический, то цивилизационный не только включает в себя формационный, подчиняя его целям и задачам социокультурного - экономическому и политическому обеспечению саморазвития основ локальности цивилизации, но и определяется тем, с какой широтой и глубиной синтезирует в себе все многообразие форм цивилизационного творчества в истории. На эту сторону проблемы стоит обратить особое внимание.
Основной вектор и связанное с ним основное содержание цивилизационного прогресса - это вектор и содержание исторического синтеза всего многообразия форм цивилизационного творчества в истории на базе саморазвития одного и того же генетического кода истории. Чем больше он обнаруживает способности к равновеликому развитию всех форм исторического творчества, чем больше через них развивается человеческая сущность, тем более развитой оказывается локальная цивилизация. В отличие от формационного, цивилизационный прогресс имеет выраженное человеческое измерение и воплощение, ищет и находит конечный свой исторический смысл в человеке, в изменении духовных основ истории в основах его души.
В этом смысле конечный итог цивилизационного прогресса заключается не в прогрессе экономики или политики, хотя он вмещает в себя и эти измерения. Он в прогрессе самого человека, его души и человечности, в социокультурном и духовном освоении мира, в тех ценностях и смыслах бытия, которые делают бытие соразмерным человеку, накладывают на него печать человечности, наполняя его особыми гуманистическими смыслами, раскрепощающими дремлющий не только в человеке, но и в самом бытии неисчерпаемый потенциал человеческой сущности, реализуя его в новых измерениях, в новых свойствах, связях и отношениях.