Читаем Постижение России. Опыт историософского анализа полностью

Права человека - это права человека в обществе и на часть общества, но есть еще права и самого общества, права целого оставаться самим собой. Не только часть имеет на это право, но и целое. Часть в условиях социального целого не может заменить собой само целое, не может определять ее бытие, как целого, не может стать целым иначе, как только через тотальное насилие над ним. Права человека - это право на защиту персоналистического начала истории, но не право на насилие над обществом, в частности, над основами его цивилизационной идентичности. Личность господствует лишь над пространством экзистенциальной исторической реальности, а не над исторической реальностью вообще, она живет в истории, а не вместо нее.

Все это превращает историческую реальность в пространство сосуществования экзистенциальной исторической реальности с формационной и цивилизационной, но никак не в пространство господства над ними или, тем более, существования вместо них. Феномен прав человека недопустимо превращать в право на исторический беспредел, а пространство истории в пространство исторического абсурда - в пространство личностной и только личностной и при этом любой личностной идентичности и ее утверждения в истории, минуя саму историю, все формы идентичности и утверждения личности в истории посредством самой истории, посредством единства с другими людьми, посредством доминирующих в обществе форм исторической, культурной, духовной идентификации, утверждения самого общества.

При сравнительном анализе общественно-экономическая формация и локальная цивилизация обнаруживают еще один аспект спецификации - они отличаются друг от друга по интегративному потенциалу. Локальная цивилизация превосходит формацию по потенциалу единства как в субъектном, так и в стадиальном отношениях. В самом деле, формация классово расслаивает общество. Общество любой формационной принадлежности, за исключением первобытнообщинной (но применительно к нему и не стоит задача его сравнительной спецификации с локальной цивилизацией, так как нет самой локальной цивилизации, цивилизационной исторической реальности вообще), состоит из классов. Формация классово не объединяет, а расслаивает общество. И это в итоге становится исходным источником его перехода в новую формационную историческую реальность, в новую стадию формационного развития общества. Формационный субъект истории расколот по самой своей сути, в силу раскола основания своего бытия - отношения собственности и власти. Нельзя быть единым в субъекте истории, если нет единства в ее и его основах бытия.

Локальная цивилизация, напротив, объединяет все классы общества и любой формации. Она стремится превратить любой класс, любой классовый антагонизм любого общества и любой формации в класс и антагонизм одной и той же локальной цивилизации. Она объективно интегрирует их поверх всех их классовых различий и антагонизмов до осознания ими своего единства на основах и в пределах локальной цивилизации, того, что, несмотря на все свои классовые различия, они есть классы одной и той же локальной цивилизации одной истории, одной культуры, одной духовности, одних архетипов истории, культуры, духовности - одного генетического кода истории. Больше того, локальная цивилизация обладает не просто надклассовым, но и, сверх того, даже наднациональным интеграционным потенциалом. Как правило, она объединяет на своей единой цивилизационной основе несколько наций.

Имея цивилизационнообразующий этнос и этнокультурное ядро, локальная цивилизация вместе с тем всегда претендует на нечто большее: быть исторической, культурной и духовной родиной всех наций, тяготеющей к данной цивилизационной общности. Тем самым цивилизационная общность шире национальной общности. Локальная цивилизация постоянно стремится расширить свою субъектную базу за счет включения в нее цивилизационно близких ей наций. И это стремление выражает одну из универсальных закономерностей цивилизационной логики истории. Цивилизация геополитически экспансирующий феномен, она стремится к расширению себя в историческом пространстве до максимально возможных пределов ее цивилизационной идентичности. Она стремится интегрировать в себе всю субъектную базу исторической реальности, все классы, все нации - все, что оказывается в пределах ее цивилизационной идентичности, что в состоянии идентифицировать себя с ее генетическим кодом истории.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука