Но природа современного общества меняет проблему. В комплексном глобализированном обществе, где рабочий также является потребителем финансовых услуг и микроуслуг, поставляемых другими трудящимися, план может превзойти рынок только в том случае, если произойдет отказ от сложности и возвращение к иерархии. Компьютеризированный план, даже если он все измеряет в категориях трудовой стоимости, может приказать обувной промышленности производить обувь, но он не может заставить Бейонсе вдруг создать альбом, распространяющийся только через социальные сети, как тот, что она выпустила в 2013 году. Не может план регулировать и самое интересное явление в современной экономике – бесплатные товары. Такой план относился бы к редактированию страницы в Википедии или к обновлению Linux так же, как рынок, т. е. как к бесполезному занятию, которое невозможно рассчитать.
Если возникновение сетевой экономики начинает расшатывать закон стоимости, то и планирование должно стать частью чего-то более всеобъемлющего.
Андре Горц однажды написал, что источником превосходства капитализма над советским социализмом была его «нестабильность, его разнообразие… его комплексный многообразный характер, сравнимый с характером экосистемы, постоянно создающей все новые конфликты между частично автономными силами, которые невозможно контролировать или поставить раз и навсегда на службу стабильному порядку»[337]
.То, что мы пытаемся построить, должно быть еще более комплексным, автономным и нестабильным.
Но переход от одной экономической системы к другой требует времени. Если тезис о посткапитализме верен, то нам предстоит пережить что-то подобное переходу от феодализма к капитализму и не похожее на надежды советских плановиков. Он будет долгим, путаным, и в этом процессе придется переформулировать само понятие «экономической системы».
И именно поэтому всякий раз, когда я хочу перестать размышлять о будущем в откровенно марксистских категориях, я думаю о Шекспире.
Если бы вы могли увидеть исторические пьесы Шекспира одну за другой, начиная с «Короля Иоанна» и заканчивая «Генрихом VIII», то на первый взгляд они показались бы чем-то вроде сериалов компании Netflix без общего замысла: убийства, войны и суматоха – все это происходит на фоне кажущихся бессмысленными споров между королями и герцогами. Но когда вы понимаете, каков «способ производства» в этом обществе, смысл проясняется. Вы наблюдаете крах феодализма и становление раннего капитализма.
Способ производства – это одна из самых мощных идей, рожденных марксистской экономической мыслью. Она повлияла на многих исторических мыслителей и сформировала наши представления о прошлом. Начинается она с вопроса: на чем основана преобладающая экономическая система?
Феодализм был системой, основанной на обязательстве: крестьяне были обязаны отдавать часть произведенного продукта землевладельцу и нести воинские повинности в его пользу. Землевладелец, в свою очередь, был обязан выплачивать налоги королю и выставлять армию по запросу последнего. Однако в Англии, описанной в шекспировских исторических пьесах, главная пружина этой системы вышла из строя. Ко времени, когда Ричард III убивал своих противников в реальной жизни, система, основанная на обязательстве, уже была подорвана деньгами: рента выплачивалась деньгами, военная служба оплачивалась деньгами, войны велись при помощи международной банковской системы, раскинувшейся от Флоренции до Амстердама. Шекспировские короли и герцоги убивали друг друга потому, что благодаря деньгам любая власть, основанная на обязательстве, могла быть свергнута.
Шекспир пытался уловить суть этого задолго до того, как были изобретены слова «феодализм» и «капитализм». Ключевая разница между его историческими пьесами, с одной стороны, и комедиями и трагедиями, с другой, заключается в том, что в последних описывается общество, в котором жили его зрители. В комедиях и трагедиях мы внезапно попадаем в мир банкиров, купцов, компаний, наемных солдат и республик. Типичными декорациями для этих пьес служит процветающий торговый город, а не замок. Типичный герой – это человек, величие которого буржуазно по своей сути и который всего добился сам, благодаря храбрости (Отелло), гуманистической философии (Просперо) или знанию законов (Порция в «Венецианском купце»).
Но Шекспир понятия не имел, к чему это приведет. Он видел, как влияет этот новый вид экономики на человеческий характер – обогащает нас знаниями, но делает более подверженными жадности, страстям, неуверенности в себе и одержимости властью в новом масштабе. Но пройдет еще сто пятьдесят лет, прежде чем торговый капитализм, основанный на торговле, завоевании и рабстве, расчистит путь для капитализма промышленного.