Становление информационного капитализма могло бы предложить ряд вариантов. Можно было бы просто представить застойную западную экономику, которая держится за счет высоких долгов, спасения банков и печатания денег, если бы не было демографического кризиса. Можно было бы представить переход к посткапитализму, который бы осуществлялся путем постепенного, спонтанного развития нерыночного обмена и однорангового производства, в то время как система будет расшатываться под грузом внутренних противоречий. Больше Википедий, больше Linux, больше воспроизведенных лекарственных препаратов и общественной науки, постепенное принятие форм труда в стиле открытого кода – и, возможно, на информационные монополии удастся накинуть законодательную узду. Такой сценарий наступления посткапитализма можно прочитать в книгах, продающихся в аэропортах: хорошая идея, осуществляемая в обстановке, свободной от кризисов, такими темпами, которые определяем мы сами.
Но внешние шоки требуют централизованных, стратегически продуманных и быстрых действий. Организовать их способны только государства, действующие совместно. Жесткость задач по климату и ясность технических средств, позволяющих их решить, означают, что эти действия потребуют больше планирования и больше государственного участия, чем кто-либо ожидает или хочет. Вероятность того, что мы будем жить в мире, где 60 % государств будут банкротами из-за расходов на свое стареющее население, означает, что нам нужны структурные, а не финансовые решения.
Однако иллюзии, которые мы питали на протяжении последних двадцати пяти лет, нас парализовали. Сталкиваясь с необходимостью выполнять ограничения по выбросам, мы компенсируем их, платя кому-то другому за посадку деревьев вместо того, чтобы менять свое поведение. Сталкиваясь с очевидностью старения мира, мы тратим 36 миллиардов долларов в год на пластическую хирургию[372]
. Если бы вы представили уровень риска, показанный в этой главе, любому директору компании, гениальному программисту, команде, занимающейся краш-тестами в ремонтной мастерской, любому банковскому специалисту по количественному анализу, они бы сказали: действуйте немедленно! Срочно снижайте риск.Если бы вы использовали инженерные методы (анализ первопричин) для определения того, почему три системных сбоя происходят одновременно (финансовый, климатический и демографический), вы бы быстро выявили их причину. Причиной является экономическая система, находящаяся в дисбалансе со своим окружением и неспособная удовлетворить нужды быстро меняющегося человечества.
Но для деформированной финансовой системы или невозможной арифметики государственного долга сказать «действуйте немедленно» относительно климата – это настоящая революция. Эта фраза мешает мечтать давосской элите, отравляет атмосферу в средиземноморских портах, где швартуются яхты, и нарушает тишину в политическом мавзолее, коим является центральный аппарат китайских коммунистов. Еще хуже то, что она разрушает иллюзии миллионов людей, верящих в то, что «все будет о’кей». А для активистов она означает то, чего они вполне обоснованно боятся: что надо сотрудничать с мейнстримом и вырабатывать политическую стратегию и длительный структурный проект, который должен быть конкретнее разговоров о том, что «возможен и другой мир».
В этой ситуации нам нужен «революционный реформизм». Даже громко заявить о проблеме означает осознать, какой масштабный вызов она представляет для обеих сторон политической реальности. Скажите о ней социал-демократу в костюме, и он вздрогнет; скажите о ней активисту движения «Оккупай», и он вздрогнет – по совершенно противоположным причинам.
Перед лицом этих вызовов паника была бы рациональной, но происходящие сейчас социальные, технологические и экономические изменения означают, что мы можем с ними справиться, если сумеем понять посткапитализм и как долгосрочный процесс, и как срочный проект.
Поэтому мы должны обогатить движение за сохранение окружающей среды и движение за социальную справедливость элементами, которые на протяжении двадцати пяти лет казались исключительной собственностью правых: волей, уверенностью в себе и планом.
Глава 10. Проект ноль
Если вы верите в то, что возможна система лучше капитализма, то в последние двадцать пять лет вы чувствовали себя «марсианином, застрявшим на Земле», как писал Александр Богданов в «Красной звезде». У вас есть четкое представление о том, каким должно быть общество, но нет средств, чтобы его построить.
В романе Богданова марсиане решают уничтожить человечество, потому что мы оказались неспособны построить посткапиталистическое общество, которое у них уже есть. Это была богдановская метафора отчаяния, наступившего после подавления революции 1905 года.
Возможности, описанные в этой книге, могут послужить противоядием от этого отчаяния. Чтобы понять почему, мы обновим метафору Богданова: предположим, что марсиане действительно прибыли на орбиту и готовы уничтожить нас всех до последнего. Какую экономику они увидели бы?