Как ни удивительно, половина роста населения в период до 2050 года придется всего на восемь стран[365]
, шесть из которых расположены в Африке южнее Сахары[366]. В поисках работы жители стран, переживающих демографический бум, будут мигрировать в города. Земля, как мы видели, уже испытывает стресс вследствие климатических изменений. В городах многие пополнят население трущоб, которое уже насчитывает миллиард человек. И все большее число людей будут пытаться нелегально мигрировать в богатый мир[367].Бранко Миланкович, экономист из Всемирного банка, занимающийся изучением растущего неравенства в развивающихся странах, называет это «немарксистским миром», в котором две пятых всего неравенства обусловлено не классами, а расположением[368]
. Его вывод таков: «Либо бедные страны станут богаче, либо бедное население мигрирует в богатые страны».Но для того, чтобы бедные страны стали богаче, они должны вырваться из так называемой ловушки средних доходов, которая состоит в том, что страны обычно развиваются до определенного уровня, после чего вступают в полосу застоя. Так происходит потому, что им приходится конкурировать со старыми империалистическими державами. Равно как и потому, что их коррумпированные элиты подавляют появление работоспособных современных институтов. Лишь 13 стран из 100, относившихся к категории «стран со средним уровнем доходов» в 1960 году, стали странами с высоким уровнем доходов к 2012 году. В основном это были «азиатские тигры» во главе с Южной Кореей, которые игнорировали режим развития, навязывавшийся мировой системой, и неустанно выстраивали собственную промышленность и инфраструктуру, проводя националистическую экономическую политику.
Как пишет Джордж Магнус из UBS, препятствия носят не только экономический характер: «Когда страна достигает уровня средних доходов, становится все труднее повышать доход на душу населения… обеспечивается этот рост не путем создания новых строк в статистических таблицах, а за счет экономической прибыли, создаваемой постоянно развивающимися инклюзивными институтами»[369]
. Но страны с самым высоким демографическим ростом обладают самыми коррумпированными и неэффективными институтами.Если бы климатические изменения, старение населения и нехватка рабочих мест в развивающемся мире не взаимодействовали с застойной, хрупкой экономической моделью, проблемы можно было бы решать по отдельности. Но они взаимосвязаны. В результате вся мировая система может быть поставлена под удар, что создаст угрозу и для самой демократии.
«Наша эпоха, по сути своей, трагична, поэтому мы отказываемся рассматривать ее как трагедию. Произошла катастрофа, вокруг нас – руины… Мы должны жить, даже несмотря на то, что небеса рухнули»[370]
. Так Д.Г. Лоуренс описывал английскую аристократию после 1918 года, идеология которой пошатнулась и которая укрылась в мире помещичьих замков и архаичных манер. Но это описание подходит и для современной элиты после катастрофы 2008 года: финансовая аристократия намерена и дальше жить так, как будто угрозы, рассмотренные нами выше, не реальны.В конце ХХ века целое поколение предпринимателей, политиков, энергетических баронов и банкиров выросло в мире, в котором, казалось, не было противоречий. В течение предыдущего столетия или около того их предшественники наблюдали, как рушился тщательно отстроенный порядок и связанные с ним иллюзии. От империи во Франции в 1871 году до провала во Вьетнаме и краха коммунизма первый урок искусства управления государством, который выучивали те, кто родился до 1980 года, состоял в том, что плохие вещи случаются и что череда событий может сбить вас с ног.
К 2000 году все казалось иным. Может, «конец истории» и не наступил, но поколению, которое строило неолиберальный порядок, казалось, что, в конечном счете, история стала контролируемой. С любым финансовым кризисом можно было справиться путем расширения денежного предложения, любую террористическую угрозу можно было устранить ударом беспилотников. Рабочее движение как независимая переменная в политике было подавлено.
В головах политической элиты это породило психологический побочный продукт, а именно мысль о том, что безвыходных ситуаций не бывает. Всегда есть выбор, даже если иногда он оказывается довольно трудным. Решение всегда есть, и обычно им является рынок.
Но эти внешние шоки должны были бы стать сигналом тревоги. Климатические изменения не предлагают нам выбора между рыночным и нерыночным путями снижения выбросов углерода. Они предусматривают либо упорядоченную замену рыночной экономики, либо ее беспорядочный крах в несколько скачкообразных этапов. Старение населения создает риск обрушения финансовых рынков, а некоторым странам придется развязать социальную войну против собственных граждан просто для того, чтобы сохранить свою платежеспособность. Если это произойдет, то события, произошедшие в Греции после 2010 года, покажутся лишь несколькими неудачными летними сезонами.