Постклассическая теория права. Монография.

Более операциональной, вроде бы, представляется формула, включающая разницу состояния общества (или какой-либо его подсистемы) после правового воздействия и до правового воздействия. Например, состояние преступности через год после принятия нового Уголовного Кодекса и состояние преступности при действовавшем ранее УК. Однако в этом случае нужно вывести за скобки все остальные факторы, воздействующие на преступность, кроме норм УК. При этом нельзя забывать, что право само по себе не действует: действуют только люди, которые соблюдают, исполняют и используют (или не соблюдают, не исполняют или не используют) информацию, закрепленную в нормах права. Поэтому на конечный результат влияет мотивация, целеполагание, специфика правовой культуры населения, которые обусловлены материальными факторами, качество законодательства и т.д. Так, «реалисты» США в 30-е г.г. XX в. показали зависимость решений, принимаемых судьей, от его (судьи) культуры (воспитания в северных штатах, или южных), расы, конфессии, возраста, пола, а также подсознательного образа сторон-участников судебного процесса[765], а сторонники «Школы критических правовых исследований» в 70 - 80 г.г. XX в. - от политических и идеологических предпочтений, а также социально-экономического статуса[766].

С другой стороны, право, как следует из вышеизложенное, действует (через действия людей) не само по себе, а вместе с его «материальным содержанием» - экономикой, политикой и т.д. Вычленить, например, из экономических по содержанию отношений их правовой аспект можно только аналитически и всегда лишь с некоторой вероятностью.

В то же время результативность права зависит и от его имманентного качества - непротиворечивости, обоснованности, соответствия культуре социума, ожиданиям населения. Очевидность этих требований, предъявляемых к праву, не гарантирует того, что оно (право) когда-либо сможет стать непротиворечивым, обоснованным и т.д. дело в том, что как доказал К. Гедель, непротиворечивых и одновременно завершенных формализованных систем не может быть «по определению» (исходя из его ограничительных теорем неполноты). Сегодня это же подтверждается постструктуралистами, обосновавшими самостоятельность знаков относительно их референтов (содержания) и превращение некоторых из них в симулякры. Поэтому с одним и тем же принципом права (например, с принципом разделения властей) может согласовываться разное конституционное законодательство. В любом случае прямой и однозначной логической связи между разными уровнями системы права не существует. С другой стороны, Р. Познер достаточно убедительно показал, что так называемой «юридической логики», на которой настаивал в свое время еще Блэкстоун, не существует: юристы в своих практических действиях руководствуются, как и обыватели, «практическим мышлением», включающим в себя «анекдоты, самоанализ, воображение, здравый смысл, сопереживание, приписывание мотивов, авторитет говорящего, метафоры, аналогии, обычаи, интуицию, ожидание регулярностей»[767].

Рациональность, по крайней мере, в классической ее интерпретации, предполагает универсальность законов бытия и мышления и, соответственно, универсальность права. В духе идей Просвещения мало кто сомневается, например, в универсальности прав человека, свободы личности, формального равенства, демократии и т.д. Однако концепция онтологической относительности У. Куайна, гипотеза лингвистической относительности Б. Уорфа и Э. Сэпира, концепция «языковых игр» Л. Витгенштейна, антропологический поворот в гуманитарной науке поставили под сомнение веру в существование универсальных законов в социальном мире, а открытия диссипативных структур в синергетике - и в мире природы. Так как право формулируется и интерпретируется в языке, то очевидно, что в различных языковых картинах мира одни и те же юридические термины (прежде всего, принципы права, дефиниции, но также и формулировки конкретных норм права в статьях нормативно-правовых актов) приобретают разные значения. Например, понятие свобода, без которого невозможна формулировка прав человека, в японском языке означает эгоизм и выступает антиценностью, а в славянских языках предстает вольностью, то есть произволом, в то время как в английском - правом, ограниченным свободой другого человека[768]. С другой стороны, универсальность права, навязываемая остальному человечеству, четко коррелирует со стратегией идеологического господства «золотого миллиарда». Прав был К. Шмитт, заметивший в свое время, что тот, кто говорит «человечество» (или пытается говорить от имени человечества), тот хочет обмануть: идентифицировать себя с таким универсальным и положительно оцениваемым понятием для того, чтобы отказать в них врагу и тем самым легитимировать насилие. Поэтому «самая ужасная война, самая бесчеловечная акция осуществляется именем человечества»[769]. И. Валлерстайн по этому поводу выражается еще более резко: «Универсализм - это средство эксплуатации третьего мира»[770].