Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

Другой пример — колонизация Америки и то, как, в зависимости от целей, колонизаторы применяли семейные политики в отношении коренного населения или, позднее, мигрантов и рабов, о чём рассказывает[204] исследовательница коренных народов Ким Толбир. Там, где прямой геноцид уже не был возможен, колонизаторы рассматривали «красных» индейцев как способных к «обелению» и интеграции в национальное тело. Чтобы освободить под себя землю, которой коллективно владели племена и сообщества индейцев, евроамериканцы религиозными и государственными инструментами насаждали брак, нуклеарную семью и моногамию; эта модель предлагалась туземцам как более цивилизованная, она же позволяла окончательно подкосить их демографию, делить землю и воровать их детей. Ещё один пример описывает Максин Бака Зинн[205], — как «семейные ценности» белых не распространялись в США на темнокожих, латиносов и азиатских мигрантов, — их мужчинам не была доступна «семейная зарплата», которую платили белым, поэтому около 50 % темнокожих женщин участвовали в рынке труда в 1880-м, в сравнении с 15 % белых женщин. Семьи мигрантов часто насильно сепарировались, им были недоступны меры социального страхования, их сообщества не рассматривались как существенные. Зинн пишет, что расиализованные женщины были жертвами патриархального режима, но не были защищены буфером патриархальной семьи. Ещё пример[206] — период после отмены рабства в США и переход от плантаций к издольщине; освобождённым темнокожим навязали нуклеарную семью и официальный брак, чтобы оформить новое поколение рабочей силы на земле, а также чтобы снять с государства всю ответственность за дальнейшую жизнь только что эмансипированных людей; с одной стороны, семья евроамериканского типа значила для этих людей новый социальный статус граждан, а не собственности; с другой — законы, регулирующие бигамию, измены и «защиту детей», стали вовсю использоваться против темнокожих, чтобы сажать в тюрьму мужчин, отказывать вдовам в пенсиях и забирать детей в почти рабский «ученический труд». Короче говоря — в зависимости от того, нужно вам просто расчеловечить или посадить под полный контроль ту или иную группу людей, — семья придёт на помощь.

Ну хорошо — нации построили, собрали людей в нуклеарные семьи вне зависимости от их желания, — вроде бы можно отвалить от семейств и дать им воспроизводиться спокойно. Но поскольку семья это искусственный конструкт, она имеет свойство всё время расползаться под реальностью, угрожая стабильности. Современное государство не убирает руки с семьи ни на секунду, и это часто приводит к довольно смешным коалициям. Мелинда Купер в 2017 году выпустила книгу Family Values[207], в которой описывает удивительный процесс объединения неолибералов и неоконсерваторов в США вокруг общего проекта сохранения (или, скорее, реконструирования) семьи. Из российского контекста кажется, что эти движения несоединимы — ведь «либералы за геев», а «консерваторы за политику воздержания». Но Купер показывает, как цели этих двух движений для укрепления собственной гегемонии зависят друг от друга: с одной стороны, замещение социального государства полной приватизацией снабжения, чтобы выживание семейства было только его проблемой, с другой — укрепление дисциплинирующего механизма, который выстраивает людей в иерархию по полу, возрасту, расе и сексуальности. Этот проект, по мнению Купер, зарождается в семидесятые с инфляционным кризисом и укрепляется во время эпидемии СПИДа, а затем — с инновациями семейного контроля типа распространения студенческого кредита и социальной поддержки через религиозные группы.