Постмодерн. Игры разума

Даже допустимость различных игр поставлена в зависимость от результативности. Переопределение норм жизни заключается в совершенствовании компетенции системы в смысле увеличения производительности. Особенно это заметно при введении технологий телематики: технократы видят в них обещание либерализации и обогащения интеракций между собеседниками, но интересующий их эффект состоит в том, что из этого проистекают новые напряженности в системе, которые будут улучшать ее результаты.

Наука, если только она избирательна, представляет в своей прагматике антимодель устойчивой системы. Любое высказывание нужно удерживать только тогда, когда оно содержит отличие от известного ранее и поддастся аргументации и доказательству. Она является моделью «открытой системы», в которой релевантность высказывания заключается в том, что оно «дает рождение идеям», т. е. другим высказываниям и другим правилам игры. В науке существует общий метаязык, на который могут быть переписаны все другие языки и в котором они могут быть оценены. Именно это препятствует идентификации с системой и, в конечном счете, террору. Расслоение на принимающих решения и исполнителей, если только оно существует в научном сообществе (а оно существует), относится не к научной прагматике, а к социо-экономической системе. Оно является одним из основных препятствий развитию воображения в познании.

В обобщенном виде вопрос о легитимации превращается в вопрос об отношении между антимоделью, представленной научной прагматикой, и обществом. Применима ли она к образующим общество необъятным облакам языковой материи? Или же остается ограниченной игрой познания? А если да, то какова ее роль в отношении социальной связи? Недостижимого идеала открытого сообщества? Необходимой составляющей подгруппы решающих лиц, принимающих для общества критерий результативности, который они отказываются признавать в отношении самих себя? Или наоборот отказ от сотрудничества с властями и переход к контркультуре с риском исчезновения какой-либо возможности вести исследования из-за отсутствия кредитов?

С самого начала нашего исследования мы подчеркивали не только формальную, но и прагматическую разницу между различными языковыми играми, в частности: денотативными и познавательными, прескриптивными и действия. Научная прагматика фокусируется на денотативных высказываниях, именно тут она дает мосто для учреждения институций познания (институтов, центров, университетов и пр.). Но постмодернистское ее развитие выдвигает на передний план решающий «факт»: обсуждение даже денотативных высказываний требует соблюдения правил. Однако правила являются не денотативными, а прескриптивными высказываниями, которые, во избежание путаницы, лучше называть метапрескрипциями (они предписывают какими должны быть приемы языковой игры, чтобы быть допустимыми). Дифференцирующая деятельность, или воображение, или паралогия, в современной научной прагматике имеет функцией порождать такие метапрескрипции («предпосылки») и требовать, чтобы партнеры взаимообразно их принимали. Единственной легитимацией, которая в конечном счете обеспечивает принятие такого требования, является то, что это дает возможность производить новые идеи, т. е. новые высказывания.

Социальная прагматика не обладает «простотой» научной прагматики. Это чудище, образованное наслоением сетей гетероморфных классов высказываний (денотативных, прескриптивных, перформативных, технических, оценочных и т. д.). Нет никаких оснований считать, что можно определить метапрескрипции общие для всех языковых игр, и что один обновляемый консенсус (тот, что в определенные моменты главенствует в научном сообществе) может охватить совокупность метапрескрипций, упорядочивающих совокупность высказываний, циркулирующих в обществе. Сегодняшний закат легитимирующих рассказов: как традиционных, так и «модернистских» (эмансипация человечества, становление Идеи), – связан как раз с отказом от этой веры. Кроме того, именно утрату этой веры начинает восполнять идеология «системы» при помощи своей тотализирующей претензии и, одновременно, она начинает воплощать веру через цинизм своего критерия перформативности.

По этой причине мы считаем неосмотрительным и даже невозможным ориентировать разработку проблемы легитимации в направлении поиска универсального консенсуса, как это делает Хабермас, или того, что он называет Diskurs, т. е. диалог аргументации.

В действительности это предполагает две вещи. Во-первых, говорящие могут прийти к соглашению по поводу правил или метапрескрипций универсально применимых для всех языковых игр, хотя совершенно очевидно, что эти игры гетероморфны и подразумевают гетерогенные прагматические правила.