Постмодерн. Игры разума

(От этих слов во всех направлениях ведет множество хорошо известных путей.)

526. Что значит понимать картину или рисунок? Здесь тоже имеется понимание и непонимание. И тут эти выражения могут означать разное. Допустим, картина натюрморт. Но какую-то ее часть я не разбираю: мне не удается увидеть там объемные предметы, вместо них я вижу лишь цветные пятна на холсте. Или же я вижу все объемно, но там есть предметы, мне незнакомые (они выглядят как домашняя утварь, но мне неизвестно их назначение). А возможно и непонимание другого рода: мне знакомы предметы, но вызывает недоумение их расположение.

527. Понимание предложения в языке значительно более родственно пониманию темы в музыке, чем можно предположить. Я имею в виду вот что: понимание языкового предложения и то, что принято называть пониманием музыкальной темы, по своему характеру куда ближе друг другу, чем думают. Почему сила звука и темп должны развиваться именно в этом ключе? Напрашивается ответ: «Потому что я знаю, что означает все это». Что же это означает? Я не знал бы, что сказать. Для «объяснения» я мог бы сравнить это с чем-то другим, имеющим такой же ритм (я имею в виду ту же линию развития). (Говорят: «Разве ты не видишь, что здесь как бы подводился итог» или: «Это как бы реплика» и т. д. Как обосновывают такие сравнения? Для этого используются самые разные обоснования.)

528. Можно представить себе людей, владеющих чем-то отдаленно напоминающим язык: игрой звуков без словаря или грамматики. («Лепет».)

529. «Что же было бы здесь значением звука?» А каково оно в музыке? Хотя я вовсе не хочу сказать, что этот язык звучащих жестов нужно сравнивать с музыкой.

530. Мог бы существовать и такой язык, при использовании которого «душа» слов не играла бы никакой роли. Язык, в котором к примеру не возбранялось бы произвольно заменять одно слово другим, вновь изобретенным.

531. Мы ведем речь о понимании предложения в том смысле, в каком оно заменяемо другим, говорящим то же самое; но и в том смысле, в каком его не заменишь каким-то другим. (Как и одну музыкальную тему другой.)

В одном случае мысль [заключенная] в предложении есть то, что является общим для разных предложений; в другом же это нечто, выражаемое только этими словами в данной их расстановке. (Понимание стихотворения.)

532. Так выходит, слово «понимать» имеет здесь два различных значения? Я бы предпочел сказать, что эти способы употребления слова «понимать» образуют его значение, мое понятие понимания.

Ибо мне нужно применять слово «понимать» во всех этих случаях.

533. Но как можно в этом втором случае объяснить выражение, сделать его понятным другому? Спроси себя: как подводят кого-нибудьк пониманию стихотворения или темы? Ответ на этот вопрос подсказывает, как объясняют смысл в таком случае.

534. Слышать слово в этом значении. Как странно, что бывает нечто подобное!

Предложение, выраженное вот так, акцентированное, услышанное таким образом, вот начало перехода к этим предложениям, картинам, поступкам.

535. Что происходит, когда мы приучаемся переживать заключительную часть церковного хорала как финал?

536. Я говорю: «Это лицо (выражающее боязнь) я мог бы себе представить и как лицо, выражающее отвагу». При этом имеется в виду не моя способность представить себе, как человек с таким лицом, может быть, спасает жизнь другому (конечно, в такой ситуации можно представить себе человека с любым выражением лица). Скорее, речь идет о каком-то аспекте самого этого лица. Не имеется в виду и моя способность вообразить, что этот человек может изменить свое лицо так, что будет выглядеть отважным, в обычном смысле этого слова; хотя и мыслимо, что одно выражение лица могло бы сменяться другим, вполне определенным образом. Истолкование выражения лица можно сравнить с истолкованием аккорда в музыке, когда он воспринимается то в одной тональности, то переводится в другую тональность.

537. Можно выразиться так: «Я читаю выражение страха на этом лице». Но всякий раз испуганность кажется не просто внешне, ассоциативно связанной с этим лицом; напротив, страх живет в его чертах. Если черты лица слегка меняются, можно говорить о соответствующем изменении выражения страха. Если бы нас спросили: «В состоянии ли ты представить себе это лицо еще и как выражение отваги?» то мы словно бы не знали, как вселить отвагу в эти черты. Возможно, я ответил бы так: «Я не знаю, что бы это означало: это лицо мужественное лицо». А что служило бы решением вопроса? Кто-то мог бы сказать: «Да, теперь я понимаю: это лицо как бы выказывает безразличие к внешнему миру». Значит, мы как-то усмотрели отвагу. Отвага, можно сказать, теперь вновь впору этому лицу. Но что здесь подходит к чему?

538. Этому родственен случай (хотя он, возможно, не кажется таковым), когда мы, например, удивляемся родовому согласованию во французском языке предикативного прилагательного с существительным и толкуем это так: они подразумевают, что «это хороший человек».