Самым распространённым ответом респондента на вопрос о религиозной идентичности в нашей стране был бы ответ «я православный», но с этим ответом не все так просто. В последние годы вышло довольно много работ, анализирующих результаты опросов общественного мнения и подводящих некоторый итог религиозного развития в нашей стране. Так, Ю. Ю. Синелина приходит к выводу, что «Православие – одно из базисных оснований самоидентификации (65 % россиян). При этом часть неверующих респондентов и “верящих не в Бога, а в другие сверхъестественные силы” также идентифицируют себя как православных», при этом тех, кто постоянно участвуют в жизни религиозной общины, лишь 8% опрошенных, а большинство «идентифицирующих себя как верующие, на самом деле плохо представляют себе то, во что они верят»42
. К схожим выводам приходят и другие исследователи: «большинство молодых людей в российской провинции и определяет себя как православных, говорить об их православной идентичности как результате идентификации с православными нормами, ценностями, и тем более догматами – невозможно»43.И тут мы видим крайне интересную тенденцию – конфессионально ориентированные исследователи пытаются показать, что последователей православия в нашей стране большинство. Как замечают об этом факте С. Б. Филатов и Р. Н. Лункин, «парадоксально, православные авторы выступают за максимально расширительные критерии православности (фактически отказываясь от традиционных церковных критериев), а светские авторы пишут о том, что максимальное расширение критериев делает само понятие «православный», бессмысленным, если православным, например, считать человека, не верящего в распятие и воскресение Христа, посмертное воздаяние, не молящегося и не причащающегося»44
. То есть в данном случае легитимация, которая «является важным элементом конструирования индивидуальной идентичности субъекта, которая формируется не только через самоопределение субъекта во внешнем коммуникативном пространстве, но и через признание такой идентичности другими»45, оказывается тоже размытой в угоду выгодного обозначения себя как большинства, а «самоопределение субъекта» оказывается важнее признания другими. И, как уже было сказано, мы обратимся к ряду процессов в культуре, которые, на наш взгляд, могут объяснить такую специфическую ситуацию.