Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма

Что, собственно, означало думать, будто Драйзер одобряет (или не одобряет) потребительскую культуру? Хотя преодоление собственных корней с целью их оценки было первым шагом культурной критики по меньшей мере с Иеремии, принимать этот шаг за чистую монету — определенно ошибка, и не столько даже потому, что вы не можете преодолеть свою культуру, но потому, что, если бы вы смогли, у вас не осталось бы никаких категорий для оценки, за исключением разве что теологических. Следовательно, неправильно представлять культуру, в которой вы живете, как предмет ваших чувств: она вам не то чтобы нравилась или не нравилась, вы существуете в ней, и вещи, которые вам нравятся или не нравятся, тоже существуют в ней. Даже отказ от мира в стиле Бартлби остается неразрывно с ним связан: можно ли найти более сильный пример применения права свободы контракта, чем успешный отказ Бартлби от заключения каких бы то ни было договоров? (GS 18-19)

Это тут же приводит нас к дилемме избавления от тотальной системы (которую Майклз здесь переизобретает): как бы эта система ни понималась — как рынок или капитализм, американский характер или же исключительный опыт (американская культура) — сила, с которой она теоретизируется, опрокидывает локальный акт суждения о ней или сопротивления ей изнутри, обнаруживая, что такое сопротивление было просто еще одной чертой самой системы, хитростью или табу на инцест, в ней заранее запрограммированным. Хотя форма этой дилеммы воспроизводит более абстрактную модель «Против теории», конкретная тема, разбираемая здесь Майклзом — это «культурная критика», деятельность, еще сильнее определяемая одним традиционным немецким термином (Kulturkritik), о котором многое сказал Адорно в своем важнейшем программном тексте, с которого открываются «Призмы» и который помещает критические императивы Майклза в гораздо более широкие рамки, поднимая вопросы, которые у последнего показательно отсутствуют: статуса интеллектуалов, природы самой культуры, как и ее понятия, и даже антиномии, из которой возникает сама диалектика и в которой она находит свое основание, а именно: как сделать нечто невозможное, но необходимое и в любом случае неизбежное. Даже категоричное решение самого Майклза — перестать делать это — не углубляется настолько в эту проблему, хотя, конечно, предполагает осознание того, что люди продолжат заниматься теорией и культурной критикой, словно бы ничего не случилось.

И последний вариант этого вопроса:

указывают ли тексты на социальную реальность? Если указывают, то что именно они делают — просто отражают ее или же воображают некие утопические альтернативы ей? Подобно вопросу о том, нравился капитализм Драйзеру или нет, эти вопросы [Майклз ошибочно ограничивает их вопросами реалистической репрезентации], как мне кажется, обозначают пространство вне культуры, чтобы затем исследовать отношения между этим пространством (определенным здесь в качестве литературного) и культурой. Но все пространства, которые я попытался изучить, находятся скорее в культуре, а потому план такого исследования оказывается бессмысленным (GS 27).