Постмортем

В комнате магистра пахло затхлостью, пылью и лежалым бельём. Когда Эльма пожелала спокойной ночи и закрыла дверь, Тальф скорчился в позе эмбриона на краешке огромной кровати и смотрел в темноту широко раскрытыми глазами. Ни звука, ни света. Тяжёлый воздух неподвижен. Некромант лежал, ни о чём не думая и не чувствуя течения времени. Казалось, он очутился в странном пространстве, где нет ничего — даже самого пространства, и можно было лежать так тысячелетиями, пока возвышаются и обращаются в пыль империи, крошатся горы и раскалываются континенты.

Так он незаметно и провалился в сон — уставший, ничего не понимающий, не ждущий от нового дня ничего хорошего и чувствующий себя чужим в собственном доме.

— Тальф?..

Тишина в ответ.

— Тальф!

Голос очень знакомый.

— Тальф, проснись!..

Некромант открыл глаза. Перед кроватью стоял магистр Хейлер — и это был особый его подвид, именуемый «Магистр Хейлер рассерженный и готовый оттаскать своего подопечного за уши».

— Я…

— Как ты посмел сюда забраться?..

Вместо того, чтобы вылезти из кровати, молодой человек наоборот отодвинулся и притянул одеяло поближе к подбородку.

— Простите, но Эльма…

— Не прикрывайся Эльмой! Она ещё своё получит! И ты не ответил на вопрос — как ты посмел сюда забраться? Ты не знаешь, где твоя спальня? — глаза магистра метали молнии — и, похоже, оставалось совсем немного до момента, когда эта фраза перестанет быть фигурой речи. — Мальчишка! Сколько раз я тебе говорил: надо быть достойным того, что имеешь? Может, тебе ещё и моё место в Ковене уступить? Хочешь быть магистром, а, Тальф?

Молодой человек окончательно перестал что-либо понимать.

— Но ведь вы сами сказали!..

— Я помню, что я сказал! А ты помнишь, что я только что просил не прикрываться чужими ошибками. Ты неправильно меня понял, и ослы из Ковена неправильно меня поняли! Ещё бы, — Хейлер презрительно фыркнул. — Из них больше половины живых. Так что, ты считаешь себя достойным, Тальф? А? Тальф! Тальф!..

Молодой человек вскрикнул и открыл глаза.

— А?..

Перед его лицом горели два зелёных огонька.

— Ты, наверное, забыл про меня, а я не стал напоминать, но тут что-то начало вываливаться из живота, и я забеспокоился. Ты не посмотришь?

— Ох. Да… — Тальф сел на постели и провёл ладонью по лицу, будто пытаясь смахнуть дурной сон. — Да, конечно.

Дни до совета тянулись ужасно медленно. Тальф пытался читать, работать, продолжать перевод древней книги — но всё валилось из рук из-за постоянного волнения и предвкушения того, что вот-вот должно случиться нечто дурное.

О Жози тоже ничего не было слышно — некромант пытался узнать хоть что-то о её состоянии, но во дворец его не пускали гвардейцы, которые сами, похоже, ничего не знали и были настороже из-за того, что их будущее зависло в неопределённости. Отчаявшись, юноша ходил в министерство, чтобы увидеть хотя бы Вильгельма, но тот куда-то запропал — видимо, пропадал во дворце.

Как раз во время возвращения из министерства, молодой человек увидел на центральной улице целую толпу. Люди стояли на тротуарах, кричали что-то ободряющее и приветственно махали длинной колонне уставших солдат в высоких киверах с чёрным мехом и золотыми кокардами, тёмно-серых мундирах и белых (а после долгого перехода — серых) штанах.

Тальф, получив в спину пару обидных слов, кое-как протолкался в первый ряд и удивлённо смотрел на то, как в сторону дворца идёт пехота, пропылённые и злые всадники, следом орудия на лафетах, обоз…

Пара опрятных старичков с седыми усами обсуждала увиденное.

— Егеря, что ли?..

— Да не-ет, — скрипучим голосом ответил второй. — Совсем, что ли, ослепли, господин сержант? Инфантерия это, гренадеры. Великий князь Альбрехт прибыли. Брат короля.

— А-а! — покачал головой второй старик и подался вперёд, опираясь на палку. — А я-то таких мундиров и не видал раньше. Эх, красавцы. Орлы! — он достал из нагрудного кармана белый платок, вытер глаза, промокшие от приступа ностальгии по бравой молодости, и помахал проходящим солдатам.

— Только что ж они тут делают? — едва слышно пробормотал старик. Тальф и не услышал бы ничего, если б не был прижат к нему толпой. — Их же вроде пару месяцев назад на границу провожали…

Площадь у Мрачного замка была забита чёрными экипажами.

Доспех, охранявший вход, по причине важного события надраили до зеркального блеска, чему тот был очень рад и старался не стоять в тени — наоборот, гордо расхаживал, ослепляя прохожих сиянием и бликами.

С горгулий и химер отчистили голубиный помёт, из окон к земле растянулись пыльные и помятые флаги и вымпелы с вычурными гербами, а в самом замке зажгли невероятное количество ламп и свечей — обошлись разве что без электрических, к которым с подозрением относились некоторые колдуны старой закалки.

Замок искренне пытались привести в порядок, но ни облезлые красные дорожки, ни застывшие с согнутыми спинами мёртвые слуги, ни поеденный молью чёрный бархат, которым задрапировали всё, до чего дотянулись, не могли скрыть властвующую внутри разруху.