Постнеклассическое единство мира

Хайдеггер утверждал: «Поскольку бытие и время имеют место только в событии, этому последнему принадлежит та особенность, что им человек как тот, кто внимает бытию, выстаивая в собственном времени, вынесен в свое собственное существо. Так сбывающийся, человек принадлежит к событию… Отсюда происходит то, что мы никогда не можем поставить событие перед собой, ни как некое „напротив нас“, ни как всё объемлющее. Поэтому представляюще-обосновывающее мышление так же мало отвечает событию, как и всего лишь высказывающееся говорение» [556, с. 405]. А это значит, что философия события должна строиться таким способом, который будет отвечать открытости события.

Чтобы стать событием мысли и воплотить смысл, философии события придется стать практическим разворачиванием экзистенциального проекта. Не в том смысле, конечно, чтобы ставить только вопрос «Быть или не быть?», а в том смысле, чтобы поставить вопрос о способах бытия и экзистенциальном выборе – выборе себя посредством выбора смыслов, целей и ценностей. Философия события должна соответствовать событию. «Быть верным событию означает продвигаться в ситуации, пополненной этим событием, осмысляя (но любая мысль есть практика, испытание) ее „согласно“ событию. А поскольку событие было вне всех стандартных законов ситуации, вынуждает, разумеется, изобретать новый способ быть и действовать в этой ситуации» [35, с. 65]. Изобретающий свой собственный способ жить человек обретает свободу, свободу жить своей жизнью. То есть человек, рассматриваемый предположительно как субъект, как раз и будет субъектом постольку, поскольку может выполнять свободные действия, сможет стать субъектом и утвердить свое бытие в качестве субъекта посредством того, что он будет выполнять, может выполнять и по большому счету не может не выполнить эту процедуру-операцию, посредством которой, в свою очередь, онтология события превращается в философию события, включающую и гносеологические и аксиологические компоненты, но не как отдельные, а как необходимые и взаимодополнительные аспекты одного и того же события.

Для науки единство мира, рассматриваемое как единство природы [719], которое в свою очередь обеспечивается единством материи, представляется очевидной предпосылкой, призванной воплотиться в конечном счете в единстве науки [подробнее см. 273; ср. 4; 381][304]. Такова, например, программа, в новейшее время впервые выдвинутая Эйнштейном [ср. 410]: «Можно было бы сформулировать единую теорию материй – что значит квантовую теорию материи, – которая служила бы общим основанием всей физики. Пока же мы еще не знаем, достаточно ли для выражения этого объединяющего принципа тех математических форм, которые уже были предложены, или же их потребуется заменить еще более абстрактными формами. Но того знания об элементарных частицах, которым мы располагаем уже сегодня, безусловно, достаточно, чтобы сказать, каким должно быть главное содержание этого закона. Суть его должна состоять в описании небольшого числа фундаментальных свойств симметрии природы, эмпирически найденных несколько десятилетий назад, и, помимо свойств симметрии, закон этот должен заключать в себе принцип причинности, интерпретированный в смысле теории относительности» [142, с. 118; ср. 141]. Современная физика приходит к масштабным выводам о прямой взаимосвязи теории элементарных частиц и космологии/космогонии [см. 83; 158; 159; 160; 172; 382; 574; 625]. «Самым поразительным в теории элементарных частиц является то обстоятельство, что эта теория относится ко всему пространству сразу. Например, Вселенная, содержащая один электрон, бессмысленна. Как было уже давно показано Дираком, электрон в этом случае перешел бы в состояние с отрицательной энергией через фантастически малое время. Наблюдаемая стабильность электрона относительно радиационной катастрофы такого типа требует, чтобы все состояния с отрицательной энергией были заполнены» [524, с. 126]. Для реализации подобных грандиозных программ науке тоже требуется изменять свой концептуальный аппарат для адекватного выражения всё более тонких эффектов единства мира. «Нам неминуемо приходится пользоваться языком, коренящимся в традиционной философии. Мы спрашиваем: из чего состоит протон? Можно ли разделить электрон или он неделим? Прост или составен квант света? Но все эти вопросы поставлены неправильно, потому что слова „делить“ и „состоит из“ в значительной мере утратили свой смысл. Нам следовало бы соответственно приспособить наш язык и наше мышление, а значит и нашу философию природы к этой новой ситуации» [142, с. 172]. Тем самым и развитие науки демонстрирует на разных уровнях и в различных аспектах единство мира в постклассической перспективе.[305]

Глава 6. Пути разворачивания постнеклассической концепции единства мира