Постник Евстратий: Мозаика святости

Надолго запомнил хан Тугоркан «верность» императорских гвардейских сынков, спешно топча копытами степь, убегая к Дунаю. Тогда дал себе клятву не верить ромеям, заодно не верить и временному союзнику, «другу на час», руському витязю. Что греческий базилевс (басилевс), что худородные руськи князьки, эти оседлые сраму не имут, долга и чести не знают, мира для них неведома суть, так рассуждал великий хозяин степей…

Недаром во время самой той страшной битвы-сечи император Комнин Алексей у главного шатра половецкого поставил стражу ночную со знаменем и знаменосцем своим.

Гордо реял флаг Византии, развевался по ветру, скалился вздыбленный лев с двоеглавой короной.

Половецкие бунчуки были метром пониже, и воины половцев, видя такое бесчестие, что хана Итларя, что хана Китаня псами прозвали. Боняка тогда шелудивым назвали, и прижилось позорное прозвище, ой, как прижилось, на веки позором покрылся доблестный хан.

Ждали половцы долгих три года, выждали еще почти год, да были разбиты еще раз локально вероломным венгерцем Ласло, и повернули коней ближе до Дону на русичей земли, на буйный Днистер да вплоть до Ворсклы. Разбили половцы рать Святополка, и «створи бос я плачь велик у земле нашеи и опустеша села наши и городе наши и быхом бегающе пред врагими нашии», заплакал наш летописец.

Потужил-поплакался князь Святополк, князь земель старорусских, потужил-потужил, да и взял с великим почётом в жёны себе дочь Тугоркана, нашел князь счастье себе, зеленоглазое счастье с соломенными волосами. Половецкого имени княгини летописи не сохранили, сохранилось только имя в крещении: Елена, дочь Тугорканова.

Значит, замирились навек, на надолго?

Да не тут-то было!

И снова напасть, и снова печаль налетели на русскую землю.

И не половцы были причиной печали.

А дело случилось такое:

Хан Итларь и Китан-хан пришли к князю Владимиру, «на мир».

«Дикий» половец срама не знал и долг гостеприимства соблюдался им свято. Того ожидал и от зовущего в гости Владимира Всеволодовича, внука Ярослава Мудрого и внука императора Византии Константина Мономаха.

И потому, в году одна тысяча девяносто пятом, пришел хан Итларь к князю к Владимиру в его Переславль (Переяславль), пришел с миром, вести долгие переговоры о замирении, пришел с другом своим, побратимом Китаном (Котяном, Кытаном). Владимир был рад: быть скорому миру. Отдал сына свого отрока Святослава в лагерь большой, половецкий, что окружил Переяславль боевым полукругом.

Итларь без опасения, с малой, но лучшей, дружиной вошел в город князя. А чего, собственно, опасаться? Мальчонка, княжеский сын, под присмотром вернейшего друга.

Дали покои ему из самых из лутчих (лучших) у боярина Ратибора, по-особенному хана уважили: дали вина заморские, сплошь ромейские, свои медовухи крепчайшие к винам добавили, дали хлеба и мяса вдосталь, с серебра-блюда яства вручали. Хмелел хан, в сытости, холе и неге день проводил, но ночевал по привычке кочевника на сеновале.

Друг его, Котян-хан стережил малого сына князя Владимира, княжичу Святославу было под десять лет. Мальчик был шустрым, все бегал по стану, лучших коней искал да лучших сабель подыскивал. Хан любовался шустрым княжичем-сыном, в мечтах младшую дочь в жёны ему намечал.

Ввечеру, когда сильно стемнело, в покои князя вошли други верные, воины ратные боярин Словята да воевода Ратибор. Стали князя уламывать-уговаривать: «к чему замирение с Китаном да Итларом-ханом? Роды у них невелики, коши худые (бедны), мало скота у них, мало дружины. Малые ханы они, невеликие. Да и замирения с ханами большими у них давно нет. Боняк да хан-Тугарин ныне далече, в Дунай-речке коней своих поят. Зачем тебе мир с невеликими ханами? Придут ханы большие, обиды творить тебе будут, что их не дождался, с малыми ханами дружбу заводишь.

Думал долго князюшка, думал, даже отнекивался: «Как я могу это сделать, ведь я дал им клятву!» Но, как думал, правы воеводы, раз говорят: «с малыми мира сего дружбу заводишь, большие обиды тебе натворят, княже! Нет в тебе том греха: они ведь всегда, дав тебе клятву, губят землю Русскую и кровь христианскую проливают непрестанно. И нет нам греха, а почто половцы губят землю русскую, и кровь христианская проливается бесперестанно?»

И послушал Владимир совета, свет князь Мономах.

И приказал верным торкам (если что, на торков свалится грех да обида, пусть кочевники друг другу глотки перегрызут) с малой дружиной направить копыта коней в стан к хану Котяну: сначала выкрасть сыночка, потом хана убрать с его боевою дружиной.

Ночная напасть – дело привычное, и торки резали боевую дружину, как ровно баранов. Хана вначале хотели к хвостам конским привязать да в чисто поле коней разослать, чтоб порвали хана навпил-напополам, да дружина князя им не дала: велено хана убрать, так мечом понадежнее, чем чиста ветра в поле искать. Опустился тяжелый меч на шею Китана, брызнула кровь и не стало хана Китана!

Наметом дружина бросилась к князю. Доклад был коротенек: хан уничтожен, дружина его вся повырезана, а кошт-войско бросился от стана в Дикую Степь.