Я обернулась. Голос принадлежал мужчине, настолько высокому, что мне пришлось задрать голову, чтобы увидеть его лицо. Простая одежда, джинсы и ветровка выгодно подчеркивали крепкую фигуру. Руки сложены на груди, на лице выражение ехидного любопытства. В его внешности было что-то скандинавское: в холодных серых глазах, высокомерном профиле; в резко очерченных скулах, замаскированных аккуратной светлой порослью.
— Не знаю, — я пожала плечами, — он сломан!
Я кивнула на автомат, и мужчина подошел ближе.
— Сейчас починим.
Он вытащил из кармана банкноту и привычным жестом вставил в «пасть железному зверю». Тот, не мешкая, проглотил ее.
— Ну, вот, — улыбнулся он краешком рта, — какой кофе предпочитает барышня?
Я задумалась и вытащила из кармана смятую сотню.
— Вот, возьмите, — я протянула ему ладонь, но он покачал головой.
— Не нужно! Я угощаю! К тому же, это моя оплошность!
— В смысле? — уточнила я.
— В смысле, это мой подопечный. Таких еще по городу с десяток. Купюроприемники – слабое место.
Я улыбнулась.
— Ну, так что? — он выжидающе посмотрел на меня, и я смущенно ткнула пальцем в напиток под названием «мокиато».
Мужчина нажал кнопку, не сводя с меня глаз.
Глава 22. Артём
В тот день Анька не вышла меня встречать, из кухни лилась болтовня. Я замер на пороге, порываясь развернуться и дать дёру! Нинкин голос я узнал сразу…
— Ну, и что здесь происходит?
— Ой, Тёмочка! — Аня вскочила, едва не опрокинув стул.
На другом конце, спиной ко мне сидела Нина. Она лениво развернулась, окинула меня взглядом и присвистнула.
— Вот это да! А говорил, никто не заставит тебя напялить костюм?
— Жизнь заставила! — отозвался я, ухватил за тонкое горлышко стоявшую на столе бутылку, принюхался, — Кажется, здесь когда-то держали вино?
— Там остался глоточек, — виновато сообщила Анька. Алкоголь окрасил её щеки в алый цвет.
— Откуда? — я перевел взгляд на сестру. Та задумчиво покручивала в руке опустевший бокал. — Спаиваешь мою жену?
— Ой, Тём, не нуди! — Нинка махнула рукой и закинула ногу на ногу, обнажив затянутую в нейлон коленку, — Хоть отвлеклась немного! А то она уже погрязла в детских кашках и какашках.
...Я доел свой ужин. Из детской слышалась колыбельная. Прихватив сигареты и стараясь не шуметь, я вышел на балкон. Кажется, их спонтанная дружба крепла с каждым днем? Пожалуй, стоило радоваться! Но меня отчего-то раздражало её бесцеремонное вторжение в нашу семейную жизнь.
Я не сразу увидел Нину, в своем платье она почти сливалась с окружающей темнотой. Сестра стояла с закрытыми глазами, подставив лицо холодному ветру. Щеки ее горели, каштановые пряди плясали, повинуясь воздушным порывам... Уставший от созерцания вечных Анькиных балахонов, я буквально завис, глядя, как тонкий трикотаж мягко облегает Нинкино тело, повторяет изгибы…
Опомнившись, я снял куртку и набросил ей на плечи. Нина вздрогнула и открыла глаза.
— Простынешь!
Она улыбнулась и сладко зевнула:
— Ну, как жизнь семейная?
— Нормально, — ответил я. — А у тебя как… на работе?
Она хмыкнула:
— А что на работе?
— Нравится?
Нина плотнее запахнулась:
— Не знаю. Обыкновенно! С восьми до пяти. Цифры, отчеты, сводки. Уже привыкла.
Я хотел закинуть удочку, осторожно перевести разговор на тему личной жизни. Но она вновь заговорила:
— Знаешь, мне кажется, я не карьеристка. Вообще! Так и просижу всю жизнь в качестве рядового бухгалтера. Накануне пенсии мне вручат памятные часы с эмблемой предприятия.
— Эй, прекращай! Откуда столько пессимизма? — я шутливо двинул её плечом. — А как же твои фотки? Бросила?
Нина улыбнулась. Но улыбка вышла какой-то грустной.
— Этим денег не заработаешь.
— Почему? — возразил я, — Хорошие фотографы в цене!
— А что снимать-то? Чужие свадьбы? — она рассмеялась и взяла с подоконника пачку сигарет.
— На! — протянул я почти докуренную свою, — И прекращай курить уже!
— Братишка! — улыбнулась Нина, глаза её блестели, отражая лунный свет.
Стараясь избегать прикосновений, я передал ей сигарету. Что-то привлекло моё внимание…
Рукав трикотажного платья задрался, оголив тонкое запястье. Я сощурился, присмотрелся и тревожно сглотнул. Прежде, чем Нина, поняв свою оплошность, одёрнула руку, я схватил её выше локтя.
— Отпусти! — она выронила сигарету и та желтым светлячком устремилась вниз.
Преодолевая сопротивление, я закатал рукав выше и обмер…
Запястье, точно браслеты, украшали красные кровоподтеки! Еще надеясь, что это всего лишь плод воображения, я коснулся воспаленной кожи. Нина вздрогнула!
— Что это? — растерянно бросил я.
Не получив ответа, я силой развернул её к себе:
— Нин! Я к тебе обращаюсь!
— Тише, — шикнула Нинка, озираясь по сторонам.
— Кто это сделал? — всё ещё не веря своим глазам, я оглядывал испещренное следами запястье. Вдруг захотелось стянуть с неё это платье! Наверняка там, под ним, обнаружатся и другие следы.
Пульс стучал в висках, дыхание сбилось... Я почувствовал, как дрожит моя рука, но продолжал держать её! Боясь, что, стоит мне ослабить хватку, как она вырвется и сбежит, так и не рассказав всей правды.