Посторонним вход воспрещён

Евсеин продолжал бубнить; монотонный лекторский голос обволакивал Ромку и неудержимо тянул в сон. В отчаянной попытке вырваться из липких тенет знаний, он неуклюже двинул локтем. Зал огласило дребезжание и хрустальный звон – большая двузубая вилка, которой официант раскладывал бифштекс, полетела на пол вместе с Ромкиным бокалом. Евсеин замолк на полуслове, дернувшись, будто его кольнули шилом. К источнику шума уже спешили официанты, на ходу приводя в готовность салфетки.

– Вот что, Вильгельм Евграфыч. – Ромка решительно поднялся из-за стола. – Похоже, нам здесь не дадут спокойно поговорить. Давайте-ка возьмём извозчика, и поедем на Варварку, в Яшину контору. По дороге вы мне всё и доскажете!

«На ветерке да по холодку как-нибудь справлюсь со сном. – решил он. – А там, глядишь, он и притомится излагать свои премудрости. Одно жаль – такой обед пропал…»

Обывателю, вышедшему из ресторана и ступившему на «троттуар» (именно так, с двумя «т» сто тридцать лет назад писали это слово), предписывалось «соблюдать осторожность, чтобы не толкать других», а так же «не останавливаться там, где это препятствует движению». Уложения эти стали чуть ли не первыми ПДД, появившимися в Санкт-Петербурге. Правила касались и иных моментов, неактуальных для двадцать первого века: так по «троттуарам» и бульварам не разрешается ходить малярам с орудиями их ремесла, трубочистам, торговцам вразнос с лотками, а так же тем из пешеходов, кто отягощён громоздкой кладью. Запрещается возить за собой тележки, за исключением детских колясок и санок, а так же носить зеркала, не завёрнутые в рогожу или упакованные иным способом – поскольку лошади могут испугаться взблеска солнца или отражения, и понести. Не забыты были и малолетние участники «дорожного движения»: детям не дозволялось играть на улицах и площадях в мячи, бабки, а так же пускать мыльные пузыри и воздушных змеев. Эти объекты так же могли испугать лошадей.

Но кое-что осталось без изменений. Речь ведь идёт о Москве, а не чинной, насквозь пропитанной орднунгом Германии: горожане, следуя вековым традициям «не по закону, а как душа велит» – а душа у них широкая, особенно когда речь заходит о пустяках, вроде дорожного движения. В самом деле, улица – она на то и улица, чтобы развернуться на ней во весь размах! К тому же, немалая часть жителей Первопрестольной не успели отвыкнуть от деревенского бытия и не подозревали, что при хождении пешком надо исполнять какие-то там правила!

Ромка, оказываясь на московском «троттуаре» всякий раз припоминал статейку, увиденную им в «Московском листке», в разделе, где помещали сатирические материалы и городские сплетни. Автор статьи начинал с того, что в любом европейском городе даже малый ребенок, оказавшись на улице, твердо памятует, что есть две стороны – правая и левая. И что при переходе через мостовую на другую сторону не следует кидаться с отчаянной решимостью вперед, а лучше выждать время и осторожно перейти улицу, внимательно глядя направо и налево. В Москве же, по наблюдениям журналиста, правило это никому не известно; публика, циркулируя по тротуарам, подчас чувствует необъяснимое, но непреодолимое влечение к одной стороне улицы – то ринутся на правую, то внезапно отчего-то полюбят левую. И итоге, на тротуарах случается бурление, а в хронике городских происшествий на другой день появляется заметка: «Такого-то числа на тротуаре задавлен ребенок г-жи Н, получивший лёгкие поранения… «

Вот и сейчас: едва только Ромка с Евсеиным вышли из ресторана на просторы Каланчёвской площади, и совсем было собрались подозвать извозчика, как с мостовой, чуть ли не в объятия молодого человека, влетела дама лет тридцати, довольно приятной наружности, в серой, английского сукна, тальме, отделанной лисьим мехом. Дама, как оказалось, стремительно перебегала улицу в бойком месте, причём делала это, старательно зажмурив глаза!

Видимо, ангел-хранитель в тот день оказался благосклонен к хозяйка лисьей тальмы, потому что она сумела проскочить мостовую под самым носом у храпящего извозчичьего мерина, и влетела со всего разгону в объятия Ромки.

– Это для безопасности, юноша! – уверяла она, ничуть не смутившись, – Не так страшно!

Извозчик, точная копия того лихача, что едва не отяготил свою карму смертью отчаянной москвички, подъехал к тротуару. Евсеин полез в санки; Ромка, вежливо раскланявшись со спасённой, последовал за ним, ощущая приятные округлости незнакомки. Чутьё нашёптывало ему, что владелица серой накидки была отнюдь не расстроена этим обстоятельством. То-то глазками стрельнула, высвобождаясь (без излишней, впрочем, спешки!) из его объятий.