Постовой

Нахаловка широко раскинулась вдоль берега великой сибирской реки, зажатая с одной стороны кучами намытого земснарядами песка, загружаемого каждое лето на неповоротливые, пузатые баржи, что увозили этот строительный материал в сторону Обской губы, в рамках Северного завоза. С другой стороны Нахаловку душили стальные рельсы Транссиба, размножившиеся на сорок ниток путей, вечно забитых зелеными пассажирскими вагонами и запечатанные величественным зданием Главного вокзала, построенного в те героические годы первых пятилеток в виде паровоза, мчащегося на Дальний Восток. Там, за «паровозом», была цивилизация, театры, рестораны, красивые женщины – главное украшение сибирского города-миллионника. А здесь, в Нахаловке, никогда ничего не происходило, кроме частых пожаров в криво сбитых хибарах самовольно построенного частного сектора, вспыхивающих обычно вследствие курения в постели после совместного распития и соития.

Там, за железной дорогой, била ключом жизнь. Перекрикивались в эфире пешие посты милиции и моторизованные патрули, выкруживая невидимую паутину на вероятных направлениях бегства злодея. А здесь, под сырыми порывами разошедшегося ветра с реки, стоял я, единственный представитель органов охраны правопорядка в этой забытой районными властями местности, и думал, какой переходной мост мне перекрывать – правый или левый.

Я пошел к левому переходу, дальнему, служащему только для своих, знающих о его наличии. Правый мост, более популярный, выходит на стоянку областного управления государственной автоинспекции, где постоянно парковались гаишные «канарейки» и носились люди, что характерно, тоже в милицейской форме. По моему разумению, жулик не рискнет бежать в ту сторону, ибо не знает, что гаишники для него абсолютно безопасны, так как до обычных преступлений им, как правило, дела нет.