Постовой

Опять Коля погрустнел, но у меня на его душевные переживания времени совсем нет. Через десять минут я встречаюсь с напарником, который последние полтора часа героически имитирует, что мы вдвоем несем службу совсем в другом месте, создавая мне алиби. Рация у него одна, поэтому даже предупредить меня о форс-мажоре он не сможет. Так как это моя война, я Диме даже не сказал, где я буду находиться. Мне сложно довериться даже напарнику в вопросе, грозящем мне перспективой пилить лед лобзиком в районе солнечного Иркутска в течение лет так пяти, да и то с учетом условно-досрочного освобождения. Так что сейчас каждый отвечает только за себя, и нам с Димой остается только надеяться, что каждый из нас достойно отыграет свою роль в автономном режиме. Греет мысль, что после одиннадцати вечера отцы-командиры посты почти не проверяют, наступает горячее время, не до того — все мобильные силы роты ППС собираются на закрытие ресторанов и кафе, откуда как раз после одиннадцати вечера выходит разогретая публика и начинаются массовые драки.

Но это дело уже десятое. А пока я должен прогнать Коле-Сапогу такое фуфло, которое очень похоже на их реальные криминальные подвиги, чтобы у парня даже тени сомнения не возникло, что я о чем-то не знаю. Ну, раз-два-три, поехали. Пальцы скручивают ворот кофты Сапога, костяшки упираются в судорожно дрожащую шею парня. Стоим лицо в лицо, я делаю самую страшную рожу, нарушая его личное пространство.

— Мужика помнишь, когда его сзади, у ворот гаража забили? А он вас помнит. А возле Дворца культуры дорожников бумажник кто у мужчины забрал? Он вас, уродов, тоже опознает. Пацана за консерваторией напомнить, как вы над ним глумились, или через боль будем вспоминать?

Какой-нибудь пацан на счету у шайки гопников все равно был, это сто процентов. После пацанов, когда все грабежи проходят безнаказанно, и хочется не рубли сшибать со сверстников, а за раз брать уже более серьезные суммы, приходит время валить пьяных мужиков. Ну а когда банда без последствий ограбит нескольких пьяных, парни считают, что им под силу грабить уже трезвых мужчин — и все идет по нарастающей. А где у нас на районе «ботана» можно встретить — ну конечно, возле консерватории. Николай вздрогнул, зрачки метнулись вбок, бинго! Давим дальше. Рот мелкого жулика округляется, формируя возмущенный вопль о его невиновности, но движением кулака я скручиваю ворот сильней, и Николай мгновенно скисает:

— А вы откуда знаете?

— Коля, ну ты тупой. Кого ты сегодня из ваших пацанов не видел?

В глазах парня я вижу понимание. Клише, созданное Голливудщиной, услужливо рисует в его мозгу картинку, как Рыжий, прикованный к больничной кровати стальными браслетами, хныкая и давясь сукровицей из сломанного носа, взахлеб облегчает душу двум суровым фэбээровцам, ой, извините, операм.

— Рыжий, сука… — сколько боли в этом стоне человека, потерявшего веру в воровской ход и пацанское братство.

— А ты что думал? Когда реальный срок корячится, все очки начинают зарабатывать, чтобы условный срок получить. Теперь каждый из вас за себя. Ладно, вернемся к нашему с тобой делу. Я сейчас отойду отлить, ты здесь посиди пять минут, вернусь, продолжим нашу беседу. Не вздумай пытаться бежать, тогда тебе конец придет.

Прихватив Николаю руки мотком эластичного бинта к распорке крыши, я, закрыв гараж на амбарный замок, почти бегом бросился к райотделу, где на крыльце уже метался мой встревоженный напарник. Я быстро отметился у командира, сказал Диме, что его помощь мне не нужна, и бегом, обратно в гараж. Откинув дужку замка, стал осторожно открывать ворота, имея опасение, что Николай уже развязался. Я осторожно приоткрыл створку ворот и заглянул — Николай стоял в той же позе, в которой я его оставил, мне кажется, что единственной его мыслью было — почему так бесконечно тянутся эти пять минут.

— Почему мы не в отделе разговариваем, а здесь, дядя Паша?

— Это, Коля, мое задание, чтобы в уголовный розыск перевестись…

— Что-то, дядя Паша, херня какая-то творится…

Блин, ну как знал, нельзя было жулика оставлять наедине со своими мыслями, ни к чему хорошему это не приведет.

— Ты знаешь, достал ты уже меня. Я сейчас тебя покрепче привяжу, кляп в рот засуну, и сиди ты тут, пока не надоест, а я пойду. Завтра с утра кого-нибудь из вашей шоблы отловлю и буду его крутить, а ты будешь здесь сидеть. И получится, что ваши все показания дадут, покаются, а ты, единственный, где-то бегаешь. И уже никто тебя слушать не будет, что ты где-то взаперти сидел, никто тебе не поверит. Когда тебя поймают, то как несознательного бегуна в следственный изолятор отправят, месяцев на шесть, до суда гнить, а остальные будут под подпиской, к следователю на допросы из дома являться. И ни одна падла из твоей кодлы тебя на СИЗО не подогреет, все свои дела будут решать. А я тебе сейчас даю уникальный шанс, вторым после Рыжего, с явкой с повинной, в отдел явиться, а ты не ценишь. Вот скажи, Коля, вас сколько было?

— Пяте…