Постовой

— Не, с КГБ не хочу общаться. А если серьезно, чем вчера закончилось?

— Ну, про явки от Сапога ты, я уверен, в курсе. Правда, что конкретно неправильно, никто сказать так и не смог. А на следующий день ему, наверное, кто-то в уши насвистел, что я его на пустом месте развел, и он решил в обратную отыграть. А как? Только если мент пытал, душил и избивал. Ну, он в прокуратуру и кинулся.

— И чем дело кончилось?

— Вечером у следака в папке были следующие документы — заявление гражданина Сапожникова, что его били и душили, мой допрос, что я честный воин и ни в чем не виноват, протокол очной ставки, где каждый остался при своем, протокол проверки показаний на месте, где заявитель под видеокамеру не смог показать место, где его пытали. Есть еще справка от судмедэксперта, что при освидетельствовании заявителя следов травм, характерных для указанных им обстоятельств, не обнаружено. Прикинь, он даже головой об кирпич не сподобился удариться, чтобы хоть какой-нибудь синяк был. Ну и как вишенка на торте, заявление от ветерана-фронтовика, что следователь, по-моему, творит полнейшее беззаконие, и вообще, он явно тайный троцкист.

— Это-то откуда взялось?

— Дима, понимаешь, большую часть явок мы писали в нашем с Сапогом тайном месте, а часть написали у сторожа в автошколе. Я просто знал, что Сапог гнилой, ну и решил подстраховаться. А деду что? Он видел, как мы с гражданином Сапожниковым ночью пришли, бумагами обложились, головка к головке, как братаны, мирно бумажки писали. А сколько было бумаг и сколько времени мы у него сидели — дедушке все равно, он на часы не смотрел. Ну вот. А потом, когда мы всей толпой на «проводке» к нему зашли, я и начал деду ныть, что меня посадить хотят за правду и хорошую работу.

Ну а дед — кремень, фронтовик, ему, кроме своей сторожки, терять особо нечего, он и восстал. На следователя наорал и реально заявление в дело накатал, а потом, как я понял, в местный Совет ветеранов зашел, и они какой-то запрос в прокуратуру накатали. Я потом к дедушке вечером зашел, бутылку ему занес и пряников. Чаю попили, он мне рассказал, что в сорок седьмом году, когда они с лучшим другом домой после армии возвращались, его друга, что четыре года с ним одной шинелью укрывался и из одного котелка перловку ел, на вокзале в Омске урки зарезали. В спину финку сунули и вещмешок забрали, думали там трофеев полно. Ну, с тех пор он всякое зэчье люто ненавидит. Так что, если что, можешь в сторожку в гости заходить. Деда Николай Петрович зовут.

— Вот, на чем я остановился? А, на деле. При осмотре места происшествия место это самое установить не удалось. Правда, эксперта следователь заставил изъять засранный мешок, который Сапог между гаражей нашел. Ну, там реально мешок весь в засохшем говне. Следователь написал отдельное поручение, чтобы наши эксперты среди следов какашек нашли потожировые выделения, мои или Сапога. О, надо еще потребовать проведение следственного эксперимента, чтобы Сапог показал, как ему на голову этот мешок натягивали.

— Ну, ты жестокий. А это точно не тот мешок?

— Дима, ЭТОТ мешок я в руки не брал, а если ты хочешь знать еще подробности, то…

— Да, да, я помню. Если ты мне их расскажешь, ты должен будешь меня убить… Дело-то прекратили?

— Нет, конечно! Его минимум два месяца будут расследовать, потом попробуют прекратить по какому-нибудь стремному основанию.

— В смысле стремному?

— Ну, по «не реабилитирующему основанию». Тьфу, еле выговорил. Не за отсутствие состава или события преступления, а что-то типа амнистии, примирения сторон, взятия меня на поруки трудовым коллективом.

— Разница есть? Главное же, что уголовное дело прекратят?

— Дима, первые два случая означают, что тебя оклеветали или дело завели без оснований, и ты ни в чем ни виноват. А остальные варианты означают, что ты виноват, но типа ты свою вину признал, и тебя простили. И эта запись напротив моей фамилии в информационном центре МВД до скончания веков останется. А на фига мне такой компромат? И вообще, если у тебя возникнет подобная ситуация, ты, прежде чем что-то подписывать, найди своего старого друга Пашу Громова, чтобы он тебе посоветовал что-то дельное. А то обманут не задорого, улыбаясь и рассказывая, что тебе искренне и по-дружески помочь хотят. Мне вчера следователь Кожин так улыбался, так со мной дружить хотел, а сам все старался всякое дерьмо в протокол написать, типа, что я раскаиваюсь.

— Слушай, мне кажется…

— Мля, Дима, ты просто поверь мне и все! Я не хочу тебе ничего доказывать. Без обид, но если хочешь поспорить, для начала хотя бы Уголовно-процессуальный кодекс, в части прекращение уголовного дела, прочитай. А сейчас дискутировать я с тобой не буду, ибо ты совсем не в теме.

— Да я не обижаюсь, просто такая мутотень это право. И что ты будешь дальше делать?

— Обжаловать, писать во все инстанции. Мне такое пятно в биографии не нужно.