Постовой

— Ну да, попадалово — негромко перебрасываясь отрывистыми фразами, мы шли с напарником мимо замерших в ночном оцепенение многочисленных домишек старой постройки, прилепившихся еще со времени основания города к территории речного порта. По велению судьбы и многомудрого начальства, сегодня нас выставили на улицу Заводскую, что уже больше века, под разными названиями, отделяла чопорный центр города от шумного, воняющего нефтью и сырой деловой древесиной, Речного порта. Что мы тут делали и кого пугали своим жалким мокрым видом, мы так и не поняли. Когда мы добрались до участка поста, многочисленные сотрудники местных предприятий уже покинули этот промышленный район. Жильцы нескольких жилых домов, разбросанных на этой промплощадке, в этот вечер предпочли сидеть дома, слушая из-за плотно закрытых рам завывание ветра, дующего с реки.

— Что, с Ленкой не помирился? — спросил я напарника, когда мы заскочили обсушиться в помещение единственного здесь гастронома.

— Нет, не звонит, не пишет.

— И в чем дело?

— Замуж хочет.

— За кого?

Димин взгляд подсказал мне единственно-правильный ответ.

— А ты что?

— Слушай, мне двадцать пять лет. Зарплата нищенская, образования нет, живу с мамой, балбес балбесом. Какой из меня муж?

— Просто встречаться она не согласна?

— Нет, говорит, что это потеря времени. Или-или. А у тебя с твоей как?

— Дим, с какой моей?

— Ну эта, Настя.

— Брат, я Настю приютил, потому что ее из общежития выгнали, а домой ехать она не хотела, по личным причинам. Она у меня жила, пока ремонт был в общаге. Неделю назад съехала. Все, отношений больше нет. Мы с ней друзья. Если ей будет нужна помощь, я ей не откажу. Если она мне будет полезна, возможно, она мне поможет. Мы нормально расстались, но расстались. Так что моя квартира пуста и холодна.

— Ладно, пошли, а то вон, местные алкаши при нас стесняются «бормотуху» взять.

К одиннадцати часам мы в конец продрогли, окоченели и проголодались, и я поставил вопрос ребром. Абориген Центра, Дима, пару минут поморщив лоб, сказал, что единственное место, где в это время можно пожрать, но именно пожрать, является рабочая столовая Речного порта. Огромный полутемный зал был стыл и мрачен. Я поковырялся в склизких, как сопли, макаронах, и политом жиром или другим каким-то маргарином, шницелем, колющем язык крупной сухарной панировкой, выпив еле теплый чай, мы вышли из столовой, в еще более мрачном настроении, чем были до этого. Как прожить оставшиеся полтора часа, было совершенно непонятно.

— Дима, если мы пойдем к отделу медленно-медленно, гусиным шагом, мы как раз к часу ночи придем на базу.

— Предлагаешь выдвигаться прямо сейчас?

— Дима, если мы не будем двигаться поступательно и постоянно, я застыну, как статуй, и тебе придется меня волочь на себе.

— Ладно, пойдем.

Подгоняемые порывами ветра от реки, мы шли мимо в сторону остановки электрички «Река- Центральная», мы шли мимо мрачных зданий старых особняков, со зловещими темными окнами многочисленных контор, единственным освещением которых были тусклые лампочки датчиков сигнализации. Неожиданно тишину этого спящего, замкнутого в себе мирка, разрезал горький всхлип. Плакал, определенно, человек. Плакал очень горько и беспомощно. Мы замерли на месте, пытаясь определить направление, откуда шёл звук.

— Вроде там — еле слышно шепнул мне Дима и махнул рукой. Когда мы настороженно вошли во двор купеческого особняка «Запсибречфлотснабсбыт», перед глазами открылась следующая картина: на высоком крыльце конторы, сваренном из чёрных металлических прутьев, стояли, прижавшись друг другу и прикрывшись большими кожаными портфелями, две молодые женщины в демисезонных пальто. В двух метрах от крыльца, глядя голодными глазами на повизгивающих от страха баб, сидел большой, почти черный, кобель немецкой овчарки.

— И что у вас тут происходит- громко гаркнул Дима, так неожиданно и резко, что все присутствующие вздрогнули. Женщины на крыльце, а это оказались две невысокие девушки, на вид лет двадцати пяти, что-то пытались объяснить, показывай руками на собаку. Но толи от холода, то ли от истерики, понятных пояснений мы не услышали.

— Что вы говорите нам ничего не понятно — я попытался подойти к крыльцу, игнорируя собаку, но только отчаянный прыжок назад позволил мне увернуться от щелчка клыков черного монстра. Девушки завизжали, а Дима, воскликнув «Да я тебя сейчас», оттер меня плечом, одновременно доставая пистолет из кобуры и обходя собаку сбоку, чтобы крыльцо не оказалось на линии огня.

— Дима, Дима, подожди не бери грех на душу. Хорошая собачка, хорошая — Я бездумно перекрыл Диме линию стрельбы, в два шага обогнув его вновь и, протянул открытые ладони в сторону пса, делая умильное лицо.

Собака, очевидно, знала, что такое огнестрельное оружие, она пятилась к крыльцу, скаля зубы и яростно вздымая мощный загривок.