Постправда: Знание как борьба за власть

Конечно, цена, которую пришлось заплатить за обнажение постистинностного характера знания, состоит в раскрытии властной динамики, которая может интенсифицироваться и в конечном счете подорвать социальный порядок. Как мы уже выяснили, именно в этом заключалось мнение Платона о конечной фазе демократии. В раннем Новом времени это стало очевидным в связи с религиозными войнами, которые разгорелись в Европе почти сразу после того, как Библия стала общедоступной. Бэкон и другие авторы видели в научном методе способ сдержать любой будущий конфликт путем установления нового эпистемического режима господства. Хотя нормы демократии можно соблюсти, попытавшись отвлечь внимание от голой властной динамики в стиле Латура метафизическими репликами в сторону и периодическими вспышками праведного гнева, все это львиные тактики, которые служат лишь тому, чтобы забыть о лисьих истоках STS. Исследования науки и технологий должны наконец взять на себя ответственность за мир постистины и призвать лисий дух, таящийся в этой области исследований, чтобы он сделал с ними что-то неожиданное и творческое. В конце концов, в истине Aude sapere (кантовское «Смей знать») скрывается истина Audet adipiscitur («Кто смеет, тот выигрывает» Фукидида).

Тем не менее STS остаются связанными латуровской капитуляцией. Это заставило Серджио Сисмондо [Sismondo, 2017], главного редактора основного профессионального журнала STS, заняться превознесением достоинств того, кто кажется совершенно чуждым самому подходу STS, а именно Наоми Орескес, историка науки из Гарварда, которая стала публичным защитником научного истеблишмента. Характерная тема ее работ – выраженная асимметрия между естественным формированием научного консенсуса и искусственными попытками создать научную контроверзу [Oreskes, Conway, 2011; Baker, Oreskes, 2017]. Но именно это умонастроение, предполагающее, что «нет науки, пока не пришло ее время», STS и попытались опровергнуть, потратив на это последние полвека. Даже если политические предпочтения Орескес, с точки зрения большинства ученых, занимающихся STS, вполне корректны, она допустила методологическое жульничество, предположив, что «истина» какого-либо публично важного вопроса с наибольшей вероятностью состоит в том, что в данный момент времени полагает большинство ученых-экспертов. Пассивно-агрессивные мучения Сисмондо в его передовице вызваны тем, что ему необходимо примирить собственное интуитивное согласие с Орескес с противоположно направленным вектором большей части исследований науки и технологий.

Наиболее важный для STS вопрос, попадающий в фокус постистины, – это недоверие к экспертизе, которому исследования науки и технологий определенно способствовали, ограничив прерогативы экспертных знаний. Сисмондо не хочет понять, что даже такие политически умеренные ученые, работающие в области STS, как Гарри Коллинз и Шейла Джасанофф, занимаются в своих исследованиях тем же самым. Коллинз в основном интересуется экспертизой как формой знания, признанной в качестве таковой другими экспертами, тогда как Джасанофф хорошо понимает, что цена, которую эксперты платят за надежные сведения, поставляемые ими инстанциям, определяющим политический курс, состоит в их согласии соблюдать предначертанные им границы [Collins, Evans, 2007; Jasanoff, 1990]. Ни та ни другая позиция не близка той намного более авторитетной роли, которую, по мнению Орескес, должна была бы играть научная экспертиза в политическом процессе. С точки зрения STS те, кто разделяет нормативный подход Орескес к экспертизе, должны думать о том, как улучшить общественные отношения науки, например, о том, как ученые могли бы стать социально и материально ответственными за результаты политических и практических решений, принимаемых на основе их советов.