Построение квадрата на шестом уроке

Помню, как отец учил меня завязывать шнурки – трудная школа, и как определять по часам время – это давалось значительно легче. В то время часы ходили медленнее: один тогдашний час длился гораздо дольше, чем час, который сегодня. Особенно долго время тянулось в трамвае. Дорога от Сенной – тогда от площади Мира – до Новой Деревни занимала почти вечность. Но и дома, особенно когда приходилось ждать что-то хорошее, время почти стояло на месте, что доказывали простые наблюдения за будильником: минутная стрелка могла бы показаться самым медленным предметом из всех способных передвигаться на нашей планете, если бы я не знал, что часовая тоже «идет» и это не увидеть глазом.

* * *

Афиши обычно вывешивались или на чугунной ограде, или с торцов гранитных сооружений у входа в сад, сказать иначе, пилонов. О том, что эти каменные строения полые, я ни за что бы не догадался, если бы не боковые окошечки – по паре у каждого. Впрочем, окошечки были постоянно закрыты, все кроме одного – у левого пилона: там, в темноте, как белка в дупле, пряталась кассирша, продавщица билетов. Возможно, она там проживала безвылазно. Действительно, я не понимал, как туда можно попасть, если только не через окошечко (о наличии дверцы со стороны сада мысль мне в голову не приходила). Однажды бабушка вместе со мной шла вдоль Фонтанки – посмотрела на афишу и захотела в кино. В окошечке она купила билет, а меня, шкета

, пропустили бесплатно, – на мою скромную персону даже не распространялся возрастной запрет «детям до 16». Фильм назывался «В джазе только девушки», и можно сказать с уверенностью, что во всем мировом прокате («Некоторые любят погорячее») он не имел более благодарного зрителя, чем я. Не помню, понравилось ли кино бабушке, но я в деревянном зале бывшего театра-буфф едва не визжал от восторга, особенно когда начинались погони с переодеванием. А еще раньше, там же, в Измайловском саду, посмотрел с отцом «Трех мушкетеров» (мне должно было исполниться вот-вот шесть). Я уже видел много чего на экране, но почему-то именно этот фильм оставлял ощущение чего-то невероятного. Я знал, что кино снимают, но не понимал, как это может быть сделано, – только что была драка, секунды не прошло, и уже все скачут на конях. Я все время хватал отца за руку и спрашивал, будут ли еще драки. «Будут, будут!» И они – были. О счастье!

Скорее знаю, чем помню

Если бы не родители со своими трогательными воспоминаниями о моем детстве, мне бы, наверное, не довелось в моей взрослой жизни вспомнить об этой книге. Да и тот образ ее, что теплится в моем сознании, мало похож на определенное воспоминание: я скорее знаю об этой книге, чем помню о ней. Все дело в том, что она ушла из дома (так получилось), когда мне было пять лет. Задержись она у нас подольше, и я бы ее помнил почетче, как, например, помню куда более малышовые книжки-раскладушки – твердый картон и картинки: ну скажем, волк-неудачник с опущенным в прорубь хвостом, или другая – залез поросенок на дерево, или еще – лиса и журавль… С этими раскладушками было хорошо играть: поставил на ребро, развернул – вот и стена; лентой с дивана спустил – горка тебе для машинок. Дом они обычно покидали быстро – вместе с одёжкой, из которой вырос, но каким-то досталось еще полежать в кладовке – оттого и запомнились, что видел их уже в сознательном возрасте. И эта рано ушла. Хотя и не была раскладушкой.

Между тем книга эта для меня значила многое. Она мне была дороже любой игрушки. По статусу важности в моем детском мире она, полагаю, занимала место сразу за котом Васькой, моим ровесником. Согласно поздним свидетельствам старших, я мог подолгу с ней не расставаться, обхватив руками и прижимая к себе (я-то маленький, а книга большая), так и бродил с ней по квартире. Располагался на полу и листал, разглядывая картинки.

На четвертом году жизни (сам не помню, но говорят) я играл в «Винни Пуха».

Ну да, это о нем.

Отец купил ее в командировке, в Москве, мне тогда было три года.

«Винни Пух и все остальные».

Уточню. Я сейчас не о «Винни Пухе» вообще – как о литературном произведении, а о книге в прямом, конкретном значении слова – как осязаемой вещи, как личном твоем достоянии.

Никогда не ностальгировал по этому поводу. Но интернет под рукой – почему бы не удовлетворить любопытство?

Пожалуйста. Издательство «Детский мир», 1960. Все верно: мне три годика полных. Пересказал, само собой, Заходер. А в чем я до сих пор не был уверен, но так и есть – это первое издание книги Милна в заходеровском изложении, и вообще – первое, надо понимать, на русском.

То есть я, получается, один из первых в нашей стране, очутившихся там, в Чудесном Лесу. А если учесть мой возраст тогдашний – так я в категории «самых первых», выходит!