Построить будущее

— Мы очень довольны, — произнесла наконец деревянным голосом, и это «мы» вовсе не объединяло присутствующих. Тут звучало очень монархически. — Распоряжение в виде именного указа об увеличении вам жалованья на полторы тысячи рублей в год последует в ближайшие дни. Вы свободны, тайный советник.

Гольдбах, продолжая кланяться, принялся отступать спиной к дверям. Судя по окончанию беседы, он выиграл, и немало. При Анне Иоанновне четыре с половиной тысячи имел. Приятный скачок. Вице-канцлер столько получает.

Ее императорское величество дождалась, пока он исчезнет, и только тогда передала расшифровку письма мне. За плечом моментально пристроилась Юлия, но сейчас меня это не волновало. Содержание действительно из ряда вон. Швеция и Франция через своих послов в Петербурге фон Нолькена и маркиза де ла Шетарди завязали крайне оживленные отношения с царевной Елизаветой. В обмен на поддержку при свержении Анны она обещала уступить Швеции перечисленные в предыдущем письме провинции, завоеванные ранее в Северной войне. Подробно излагался ход разговоров и договоренностей.

Это не могло находиться в сумке вместе с посланием из Стокгольма. Значит, либо придерживал некоторое время, либо очень удачно совпало. Не мешает разобраться. Не его дело думать. Обязан сразу сообщать, и не больше. За то и бабки немалые получает.

— Очень логично и хорошо спланировано. Войска уходят из Петербурга, она при помощи преображенцев устраивает переворот. Пообещать крепостных да поместий, и с ходу на дворец. Может и выгореть. Поскольку коронация еще не состоялась…

— За что мне еще и это? — с тоской произнесла Анна. Уперлась локтями в стол, закрывая лицо.

«Сама невозмутимость», как ее с некоторых пор называли за глаза во дворце, явно потеряла самообладание. А ведь ей стоило заметного труда из замкнутой и необщительной девочки, проводящей время в основном за книжками и мечтами, превратиться в нечто новое. Пусть во многом заботливость по отношению к окружающим, непрошибаемость на неприятность и веселье на публике игра, но маска рано или поздно невольно прирастает.

— Что я ей плохого сделала?

Юлия подскочила и принялась шептать нечто на ушко. При этом поглядывала в мою сторону, будто я отвечаю за Швецию. Так и сидел болван болваном, не понимая, что делать.

— Подтвердила все права и не вмешивалась в ее времяпрепровождение. Двадцать тысяч рублей после ареста Бирона просто так дала. Она в том не участвовала. Неужели нельзя доверять никому из родственников?!

— Она из ветви Петровой, вы из Иоанновой. Всегда будет считать, что у нее прав больше.

— Иногда, — сказала уже достаточно спокойно царица, — я всерьез жалею о смерти тетушки. Раньше не надо было решать всю эту груду проблем и думать о будущем. Величие, Отчизна, долг… В реальности сплошные сложности и никакого облегчения.

Ей приходилось ежедневно видеться со множеством людей, выслушивать просьбы и доклады, ездить в Сенат и подписывать указы, внимательно изучая каждую строчку. Чтобы безошибочно определить круг дел, за которые стоит взяться, нужна была постоянная информация обо всем, что происходило вокруг.

Она не наслаждалась властью, уж вблизи это было бы заметно. Скорее выполняла не особо приятную, но важную во всех отношениях работу. Достаточно нескромно, но понятие о долге государя перед собственным народом и необходимости заботы о живущих под твоим управлением я все-таки дал. Счастье это вряд ли ей принесет. А предлагать потерпеть до совершеннолетия несуществующего сына достойно откровенного дебила.

— Будет время не одному делу, но и потехе, — без особой уверенности говорю.

— Будем надеяться. Пока положение ничего такого не предвещает. Они будто специально норовят завалить совершенно не моего уровня вопросами в надежде, что устранюсь на манер тетушки и примусь подписывать указы не глядя. Или вовсе передоверю право верховной подписи.

— Почему будто? — взвилась Юлия. — Еще Петр I установил, — вряд ли имело смысл сейчас вспоминать его имя, — что все бумаги, и особенно челобитные, прежде чем попасть к нему, должны последовательно пройти всю иерархию государственных инстанций, начиная с низших и кончая высшими. И только тогда, когда дело не будет решено Сенатом, оно может оказаться на столе самодержца.

Когда она давала себе труд подумать, обнаруживался изрядный ум. Только это случалось не очень часто. Лень вечно оказывалась сильнее, даже на балах блистать ей не всегда хотелось. Правда, обижать девушку не следовало. Могла и припомнить при удобных обстоятельствах. Хорошо хоть в душе добрая, без нужды гадости не делает и ко мне со старых времен определенное почтение имеет.

— Самодержец, как правильно говорит госпожа Менгден, — делая дипломатический реверанс в сторону Юленьки, объясняю, — не просто некая фигура на троне. Он высший судья и рутинные происшествия рассматривать не обязан. Исключительно нечто новое, выпадающее из обычной практики.