Постсоветский мавзолей прошлого. Истории времен Путина

В отличие от музеев Кафки или Фрейда главный трюк здесь не срабатывает. Легитимизация великим именем не получается по простой причине – даже те, кто никогда не читал «Превращения» или «Процесса», более или менее представляют, кто такой Франц Кафка, что-то такое про медленные бюрократические кошмары. Ну и вообще великий писатель, бесспорный классик. Про Фрейда тоже все понятно, европейский интеллигентный обыватель ментально обитает в мире, рассказанном на той самой знаменитой кушетке. А вот с Лениным все сложно для нынешней российской власти и нынешнего российского общественного сознания. С одной стороны, он часть той самой «великой истории», которой – несмотря на некоторые издержки оной – следует гордиться. Плюс, чисто прагматически, не стоит раздражать так называемых «российских коммунистов» и их посконный электорат. Этот электорат – чисто путинский, так что пусть любят своего Ленина, бог с ними. Но, с другой стороны, Ленин был, о ужас, революционером, во-вторых, ужас-ужас, великим революционером, быть может, самым последовательным революционером в мировой истории. Именно он уничтожил ту самую дореволюционную Россию, которую столь старательно копирует путинский режим, Россию безответственных царей, устаревших генералов, чванливых губернаторов-взяточников, усатых полицейских и казаков с нагайками, официозной церкви, имеющей мало общего с (довольно опасным для власти, надо сказать) христианством как таковым, Россию «черной сотни» и черносотенных писак, которых так удобно натравливать при случае на «внутреннего врага». Собственно, Ленин и его товарищи «подобрали» ту Россию 1913 года, что якобы «потерял» Станислав Говорухин, и сделали из нее совсем другую, которая в конце концов превратилась в Россию нынешнюю, 2016-го.

Объяснить все это посетителям казанского музея невозможно – а посетители здесь бывают, это нам с приятелем повезло и мы ходили тут в полном одиночестве. Сюда возят китайских туристов – по понятным причинам. Иногда сотрудницы музея одеваются в платья как бы конца XIX столетия и изображают «дворянский» (!) быт. Иногда заезжают свадьбы, о чем свидетельствует реклама на музейном сайте. Конечно, захаживают члены КПРФ и просто так, и чтобы справить 22 апреля. Особое внимание музей уделяет детям и подросткам – в том самом скверике, где мы с приятелем прятались от жары, юных принимали в пионеры. А для тех, кто чуть постарше, есть специальное помещение, где они могут без помех поиграть в «Монополию». Да, и еще местное отделение КПРФ подарило музею те самые бахилы.

Прощаясь, мы выразили музейным работницам свои восхищение и благодарность. Одна из них, растрогавшись, сказала: «Приходите еще! Ближе к осени. У нас же тут при музее отличный огород. Очень вкусные помидоры и огурцы – угостим. А наливочка какая, эх». Надо бы заглянуть, вкусить ульяновских плодов.

Беженцы от реальности

Теперь, когда почти все слова по поводу Brexit уже сказаны, когда быстрые эмоции превратились в устойчивый эмоциональный фон глубочайшего кризиса, который переживает Британское государство и общество, пришло время подвести некоторые предварительные итоги этой катастрофы, столь нелепой и столь сокрушительной, что до сих пор невозможно поверить в нее. Речь здесь пойдет не столько о собственно причинах и смысле нынешних событий в Соединенном Королевстве, сколько об общеевропейском их значении, в том числе и о том, насколько все это имеет отношение к России. На самом деле имеет – и очень серьезное.

Безусловно, говоря о Brexit, невозможно хотя бы не упомянуть о чисто британских чертах произошедшего. Тот факт, что в течение 24 часов большая страна оказалась на грани распада, без правительства, без нормально функционирующих главных политических партий, без сколько-нибудь понятного будущего в отношениях к Европейскому союзу (и ко всему миру), сами обстоятельства мгновенных финансовых потерь, превращения Британии в своего рода европейского изгоя – столь стремительный обвал всей системы, которая еще несколько дней назад казалась устойчивой и даже незыблемой, стал возможным исключительно из-за особого устройства Британского государства и общества. Удар оказался столь сильным, что мгновенно обнажились почти все слабые точки системы, о большинстве из которых мало кто знал. В каком-то смысле, очень отдаленном, можно вспомнить Февральскую революцию в России, когда, казалось бы, ничтожные события всего за три дня привели к краху.

Еще раз: британские особенности сказались на скорости катастрофы, но не на ее содержании и направлении всего процесса. Последнее касается современного западного мира вообще, в том числе и России, сколь бы она ни отделяла себя от остальных. Что касается этих чисто британских черт, то они таковы.