Дерриды как "наиболее показательный, кульминационный при
мер логоцентризма, который господствовал над западной мета
физикой и который утверждает, что письмо является произведе
нием акустических образов речи, а последние, в свою очередь,
пытаются воспроизвести молчаливый, неопосредованный, самому
себе наличный смысл, покоя
щийся в сознании" (295, с.
73).
"Письмо"
Подобной постановкой
вопроса объясняется и воз
никновение дерридеанской
концепции "письма". В принципе она построена скорее на нега
тивном пафосе отталкивания от противного, чем на утверждении
какого-либо позитивного положения, и связана с пониманием
письма как сознательного института, функционирование которого
насквозь пронизано принципом дополнительности; эта концеп
ция, что крайне характерно вообще для постструктуралистского
мышления, выводится из деконструктивистского анализа текстов
Платона, Руссо, Кондильяка, Гуссерля, Соссюра. Деррида рас
сматривает их тексты как репрезентативные образцы
"логоцентрической традиции" и в каждом из них пытается вы
явить источник внутреннего противоречия, якобы опровергаю
щего открыто отстаиваемый ею постулат первичности речи
(причем, речи устной) по отношению к письму. Причем, по
аргументации Дерриды, суть проблемы не меняется от того, что
существуют бесписьменные языки, поскольку любой язык спо
собен функционировать лишь при условии возможности своего
существования в "идеальном" отрыве от своих конкретных носи
телей. Язык в первую очередь обусловлен не "речевыми собы
тиями" (или "речевыми актами") в их экзистенциальной непо
вторимости и своеобразии, в их зависимости от исторической
конкретности данного "здесь к сейчас" смыслового контекста, а
возможностью быть неоднократно повторенным в различных
смысловых ситуациях.
Иными словами, язык рассматривается Дерридой как соци
альный институт, как средство межиндивидуального общения,
как "идеальное представление" (хотя бы о правилах грамматики
Отсутствие "первоначала" 37
и произносительных нормах), под которые "подстраиваются" его
отдельные конкретные носители при всех индивидуальных от
клонениях от нормы -- в противном случае они могут быть
просто не поняты своими собеседниками. И эта ориентация на
нормативность (при всей неизбежности индивидуальной вариа
тивности) и служит в качестве подразумеваемой "допол
нительности, выступая в виде "архиписьма", или прото
письма", являющегося условием как речи, так и письма в узком
смысле слова.
При этом внимание Дерриды сосредоточено не на проблеме
нарушения грамматических правил и отклонений от произноси
тельных норм, характерных для устной, речевой практики, а на
способах обозначения, -- тем самым подчеркивается произволь
ность в выборе означающего, закрепляемого за тем или иным
означаемым. Таким образом, понятие "письма" у Дерриды вы
ходит за пределы его проблематики как "материальной фикса
ции" лингвистических знаков в виде письменного текста: "Если
"письмо" означает запись и особенно долговременный процесс
институированных знаков (а это и является единственным нере
дуцируемым ядром концепции письма), то тогда письмо в целом
охватывает всю сферу применения лингвистических знаков.
Сама идея институирования, отсюда и произвольность знака,
немыслимы вне и до горизонта письма" (148, с. 66).
В данной перспективе можно сказать, что и вся первона
чальная устная культура древних индоарийцев состояла из ог
ромного количества постоянно пересказываемых и цитируемых
священных (т.е. культурных) текстов, образовывавших то
"архиписьмо", ту культурную "текстуальность мышления", через
которую и в рамках которой самоопределялось, самосознавалось
и самовоспроизводилось сознание людей той эпохи. Если встать
на эту позицию, то можно понять и точку зрения Дерриды,
рассматривающего исключительно "человека культурного" и
отрицающего существование беспредпосылочного "культурного
сознания", мыслящего спонтанно и в полном отрыве от хроно
логически предшествующей ему традиции, которая в свою оче
редь способна существовать лишь в форме текстов, составляю
щих в своей совокупности
"письмо".
Отсутствие "первоначала"
Другой стороной этой
позиции является признание
факта невозможности оты
скать "предшествующую" лю
бому "письму" первоначаль
ную традицию, поскольку любой текст, даже самый древний,
38
обязательно ссылается на еще более ветхое предание, и так до
бесконечности. В результате чего и само понятие конечности
оказывается сомнительным, очередной "метафизической иллюзи
ей, где культурное "дополнение" присутствует "изна
чально", или, по любимому выражению Дерриды, "всегда уже":
"... никогда ничего не существовало кроме письма, никогда
ничего не было, кроме дополнений и замещающих обозначений,
способных возникнуть лишь только в цепи дифференцированных
референций. "Реальное" вторгается и дополняется, приобретая
смысл только от следа или апелляции к дополнению. И так
далее до бесконечности, поскольку то, что мы прочли в тексте:
абсолютное наличие. Природа, то, что именуется такими слова
ми, как "настоящая мать" и т. д., -- уже навсегда ушло, нико
гда не существовало; то, что порождает смысл и язык, является