Постумия

– Отар Картвешвили и Зульфикар Бабаев. С ними ещё человек восемь должно быть…

– Они с оружием? – перебил спецназовец.

– Да. У них «глокки», «ярыгины», самозаряды.

– Фью! – присвистнул командир. – Думали, что весь арсенал взяли в гараже. А тут ещё целый схрон? Хорошо вас снарядили для боя. Ну, ничего, разберёмся. А задержанные-то лапшу нам на уши вешали. Говорили, что тут «ижики» одни.

– Свояки всегда прибеднялись, и людям своим приказывали. У них лома не было – всё самое лучшее, прямо с полицейских складов.

– Вижу. – Командир немного подумал. – Вы и есть Давид Асхабадзе? Пойдёмте-ка с нами. Надо кое-что уточнить. Это касается потайных выходов в лес. А с больными наш врач побудет.

– Да, конечно. – Дато поднялся с надувной тахты. – Один вопрос… Солнце взошло уже?

– Давно взошло. – Великан посмотрел на Дато, как на ненормального.

– Жаль. Борщевик будет сильно жечь, – пояснил Асхабадзе. – Норы специально так расположены, чтобы труднее было обнаружить.

– Ничего, потерпим, – ухмыльнулся командир.

– Пожалуйста, скажите, женщину с детьми освободили? – Я сжала кулаки, чтобы окончательно не сорваться. – Её зовут Диана Разживина. Жена Евгения Озирского. Её куда-то хотела отправить на вертолёте, с близняшками…

– Всё в порядке. Их уже в город увезли. Вертолёт не взлетел, и слава Богу. Грохнулись бы все, и – всмятку. Конечно, это не для них готовилось, а для «свояков». Масляный фильтр совсем забился. Значит, механик был в сговоре. Я с чувством перекрестилась, Дато – тоже. Лицо его просветлело, черты разгладились. Скорее всего, врач сам возглавлял этот заговор и очень переживал из-за вертолёта.

– Евгению сообщили уже? А то он с ума сойдёт…

Я увидела в проёме дверей ещё одного бойца в маске. В верхних прорезях «чулка» сверкали белки глаз, а в нижней, большой – крепкие желтоватые зубы. В руках боец держал снайперскую винтовку «Взломщик».

– Сообщили. Он ждёт семью. – Командир повернулся к снайперу. – Чего тебе?

– С собаками что делать? Их тут семнадцать голов, и все бойцовые. Страшилища несусветные.

– Их нужно обязательно пристрелить! – вмешался Асхабадзе. – Всех до единой! Время от времени их кормили человеческим мясом. И потому животные стали смертельно опасными даже для своих хозяев. Вряд ли их кто-то возьмёт себе.

– Это точно, – согласился снайпер. – Один из задержанных хотел в вольере схорониться. Лысый такой, здоровый. При себе имел нож-кукри. Наверное, кормил их, раз не побоялся. Так они в глотку вцепились. И нож не помог ни фига. Всего изодрали, насилу отбить удалось. Так что его, ушлёпка, ещё и спасать придётся…

Тетрадь двенадцатая

Глава 31

21 сентября (день)

– «Нет большего несчастья для семьи, чем смерть её младшего члена», – сказал дядя, ни к кому, собственно, не обращаясь.

Трудно было себе представить, что началась не только календарная, но и астрономическая осень. «Бабье лето» в Москве удалось на славу – уже нажарило двадцать пять градусов. Все мои мысли были сейчас о купании и о пляже.

Но они не могли воплотиться в реальность по двум причинам. Во-первых, все деревья вокруг полыхали «золотом и багрянцем». Во-вторых, с таким брюхом нормальные женщины на пляж не ходят – даже летом. Оставалось сидеть в кресле перед коттеджем «Монреаль», где принимал нас Старик, и вести степенную беседу.

Деревянный дом, скорее всего, был казённым. В жизни Ерухимович предпочитал более богатые дачи. Да и на мебели я заметила инвентарные номера. Но теперь Геннадий Григорьевич стал ещё осторожнее. Он старательно, как лиса, заметал хвостом следы.

Впервые за прошедшие полгода мы смогли собраться прежней компанией. Теперь уже можно было смело подводить итоги. Из тех, кто был в доме Вячеслава Воронова последним февральским днём, мы не досчитались двоих – самого хозяина и Михона. Пожилой человек умер мирно. Молодой стал мучеником.

В Институте скорой помощи выяснилось, что у меня, кроме тяжелого сотрясения мозга, переломы рёбер и пальцев рук. О прочих травмах «мягких тканей» нечего было и говорить. А уж когда врачи узнали, что я на пятом месяце, тут же собрались на консилиум. А потом в мою палату то и дело заглядывали профессора и студенты. Всем хотелось взглянуть на женщину, которая при таких обстоятельствах не выкинула.

В конце июня и в начале июля, когда я вообще не вставала с постели, Питер накрыл тополиный пух. Он забивал человеческие носы и рты, а также кондиционеры в офисах и магазинах. Дрон жаловался, что страдают даже автомобильные двигатели. Ему, например, забило фильтры. Кроме того, пух застрял в радиаторе. Двигатель перегрелся, и «тачка» едва не вспыхнула.

А ездить Дрону приходилось много. Вовсю шло расследование трагедии в «сыроварне». «Опель-Астра» пострадал в тот момент, когда Дрон ехал с Южного кладбища, от свежей могилы Михона, к себе на Гражданку. А вот я не смогла проводить братишку – лежала без сознания, в реанимации – из-за травмы головы.

– Вы разве не знаете, что около радиатора надо растягивать антимоскитную сетку? – удивилась я. – Тогда в двигатель не попадёт ни пух, ни мошкара.