Поступь империи - Поступь империи. Право выбора. Мы поднимаем выше стяги! Между Западом и Югом

— Вот! А ты говоришь мешаться будут… да они всему купечеству лучше сделают, если от веси к веси ходить будут и свободно торговать да связи налаживать, посмотри – уже новые дороги на две трети проложены, в любую погоду по ним поезда торговые ходят и не застревают как раньше бывало. Прибыток с них уже сейчас виден. А потом, ты сам видел карту новых дорог и каналов, что царь проложить хочет. Речные баржи и лодки, ведь что есть, не просят, знай только днище подсмаливай да о вахте не забывай. Прибыток чистой воды и ничего более.

— Все то у тебя гладко, а на деле каково оно будет, не думал? В первый год может и хорошо, да потом те крестьяне, что посмекалистей развернуться сумеют через пяток лет из низшей – седьмой ступени на шестую, а то и пятую прейти смогут.

— А для того, чтобы они не помешали, необходимо сделать так чтобы выше пятой – четвертой они не смогли подняться, каких бы результатов не добились. Золотая сотня не должна страдать из-за желания царя набить мошну, — улыбнулся младший Волков.

— Ты сам то понимаешь, что сделать подобное нам не позволит сам государь?

— Ему нужны деньги, а ради этого он может закрыть глаза на некоторые огрехи в указах принятых Царским Советом.

— Хорошо, допустим такое и впрямь удаться, но тебе то сейчас зачем деньги, ты так и не ответил? — настаивал на своем отец Николая.

— Через неделю пошлю вестового к Алексею, испрошу разрешения заняться каперством…

— Глупость говоришь! У тебя никакой морской практики нет, ты даже по реке шхуну не водил, куда тебе по Балтийским просторам шастать? — охнул отец глядя на него. — Да и каперские грамоты уже с пяток капитанов получили, только трое из них с "уловом" вернулись, один потонул, а последний, поручик Сулин вместе со шнявой "Пестрой" вовсе пропал.

— Не собираюсь я на море. Я хочу с пару сотен сорвиголов собрать да в свейские земли наведаться, — негромко ответил Николай.

— Так там еще в этом году почти все города под руку государя перешли, не без труда конечно, но все же…. Разве что исконно шведские просторы, где они железо плавят, остались нетронутыми, но туда пробраться нельзя. Зима скоро, Балтика замерзнет, а по снежным просторам идти сил не хватит, — уловив мысль сына, советник начал размышлять в слух, посматривая при этом то и дело на улыбающегося Николая.

— Пройти можно, но только небольшим отрядом. Я покамест в Кареле был, нашел одного человечка, из поморов, так вот он согласился быть проводником.

— Предаст, как только швед предложит цену выше твоей, — пренебрежительно бросил советник.

— Не предаст, он не столько за деньги, сколько за совесть работать будет. Месть у него.

— Ишь как, ну тогда ладно, — сцепив пальцы, Павел Волков долго смотрел сыну за спину.

Николай не перебивал и не тревожил отца. Он с детства уяснил, что если батюшка задумчив, то лучше ему не мешать. Он решал.

Спустя пару минут старший Волков кивнул сам себе и тихонечко бросил:

— Зайдешь завтра, Митрофан тебе даст деньги, а если понадобится еще, то зайдешь к нему, он еще отсыплет.

— Благослови на ратное дело, отец, — попросил Николай, вставая на колени перед родителем.

— Ступай с Богом и пусть Божья матерь поможет тебе, — осенив сына животворящим крестом отец встал с места и наклонившись расцеловал в щеки. — Иди.

Николай, радостный и окрыленный успехом быстро вышел из кабинета родителя и бегом бросился на конюшню. Времени на задуманное дело оставалось все меньше да испросить разрешения государя на рейд в свейскую глубь необходимо иначе в противном случае и на виселице оказаться можно. Кроме того, сбор отчаянных рубак, которых в России с каждым годом становилось все больше, затруднялся тем, что все они были либо в армии, либо во флоте.

Купеческий сын, друг царя Алексея еще не ведал о том, что он станет родоначальником рейдерских батальонов русской армии…

Конец октября 1712 год от Р.Х.

Москва. Кремль.

— Оленька, что с тобой происходит?

— Что-то не так милый? — удивилась она.

— Ты почему не спишь? Я просил – не надрывайся, школы, денек другой потерпят, ничего с ними не случится, — мозолистая ладонь с нежностью гладит волнистые волосы любимой.

Царица улыбнулась – ей нравилось чувствовать заботу любимого, пусть мимолетную, недолгую, но от этого еще больше ценную. Под рукой Оли стояла резная кроватка, в которой тихо посапывал наевшийся Ярослав. Маленький царевич во сне прижал к губам крохотный кулачок, видимо собрался его обсосать, но не выдержал и уснул, оставив столь занимательное занятие.

— Ярославушка… мальчик мой, — с нежностью прошептала царица, касаясь пока еще жиденьких светло- русых волос ребенка.

Малыш рос тихим спокойным крепышом. Царевич был обласкан за двоих: себя и отсутствующего отца. Государь смог увидеть сына спустя три месяца после рождения, треклятые дела задержали Алексея. Но вот когда он увидел маленькую частичку самого себя…

Нет, не было ни народных гуляний, ни великой попойки – все это прошло вместе с памятным 16 апрелем. Единственное, что позволил царь, так дать на пару дней роздых советникам и чиновникам. Эти дни отец посвятил всего себя семье: жене и сыну.