Но это было в теории, а сейчас я вживую увидел механизм сделанным и доработанным. Вот только работающим ли? Пока я не стал заострять на этом внимание и стал наблюдать за Димой, возящимся с паровым котлом.
– Все, теперь ждем пять минут, – довольно сказал Кулибин, вытирая руки о какую-то видавшую виды тряпицу.
– И что должно произойти?
– Увидишь, – улыбнулся мне Дима.
Заинтригованный, я стал наблюдать, как из небольшой трубы, выходящей из печи, стал валить белесый дымок, через минуту заполнивший все помещение.
– Блин, забыл! – хлопнул себя по лбу Дима, убегая к стене возле входа.
Покопавшись на каких-то стендах, он энергично стал махать рычагом вверх-вниз, а еще через пару секунд в центре крыши поплыла кровля, открывая большой проем для воздуха. Морозец, весело защипавший щеки и нос, не заставил себя долго ждать и вместе с дымом забрал последнее тепло из помещения. А между тем тренога со всеми механизмами, не теряя даром времени, вошла во вкус и весело выпускала на свежий воздух новые клубы дыма.
– Хм, это все? – разочарованно спросил я Диму.
Не успел тот ответить, как прикрепленные к шатунам валы заходили, а болванка, лежащая на наковальне, приподнялась на десяток сантиметров и с грохотом опустилась, сотрясая наковальню под собой. Прошла пара секунд, и грохот вновь повторился.
– Как тебе это удалось, Дима? – спросил я нашего изобретателя после десятиминутного тестирования паровой машины.
– Вместе с парой кадетов сделали по тем чертежам, которые ты год назад показывал мне, плюс немного доработал от себя маленькие детали, – гордо ответил Дмитрий.
– Ты просто золото, но не жди, что теперь я буду ценить тебя на вес оного, – смеясь, искренне похвалил Диму, прекрасно понимая, что значит создание парового двигателя для России. Хотя в мире паровые машины были известны еще в середине XVII века, распространения они не получили, так как лорды и графы не были в состоянии оценить и сотой доли преимуществ, получаемых при помощи пара.
– Ну так как, доволен? – спросил меня Дима, видя, как я с восхищением осматриваю паровую машину.
– Еще бы! Ты даже не представляешь, как я рад! – честно признался я. – Что ж, вижу, что ты действительно гений! Причем с большой буквы, Дима, с очень большой буквы.
– Да ладно, глупости, ты же сам чертежи мне дал, а сделать по ним машину оказалось проще пареной репы…
– Ну, конечно, говори мне теперь.
– Тебе понравилось?
– Еще бы, это что-то необыкновенное! Готовь своих кадетов к наградам, лично награждать буду, как героев сражений. А сейчас извини, Дима, но мне надо к себе идти. Дел много…
– Конечно-конечно, – тут же отвлекся он, убегая к паровой машине.
Больше не тревожа Дмитрия, я вышел из лаборатории и, не теряя времени, отправился к себе в кабинет, благо надо было еще дописать пару важных моментов для брошюры витязей.
«Ничего себе! – ахнул я, увидев, что на дворе полная темень. – А я-то думал, еще удастся пройтись по казармам. Что ж, тогда отложим до завтрашнего утра».
Как я и хотел первоначально, пошел к себе в кабинет, где и просидел пару часов за писаниной. Благо свечи на моем рабочем месте стояли большие, что позволяло освещать его как раз настолько, чтобы я мог различать буквы на серой бумаге, производимой здесь же, в Петровке. М-да, не лампочки дневного света, конечно, но что поделаешь, хоть так-то.
Закончив с главой о противодействии кавалерии противника малыми группами, с чистой совестью отправился спать.
Ночь окрасилась в багровые цвета, всполохи огненных цветков ослепляли сонных людей. В центре Воронежа, в доме одного из купцов, загорелся склад, да так быстро, что огонь тут же перекинулся на стоящие рядом со складом постройки. Дворовые люди бегали и мельтешили, стараясь усмирить разошедшуюся стихию, но все их потуги привели только к тому, что сбитый около земли пожар поднялся вверх и теперь нещадно пожирал все, до чего мог дотянуться.
Посередине двора за огненным маревом наблюдал одетый в меха хозяин дома. Еще вчера его вежливо попросили покинуть город, но он отказался, и вот уже ночью его имущество горит, уничтожая все то, что так долго и тщательно создавалось и собиралось.
– Прав был царевич, дюже прав, – то и дело повторял купец, не отрываясь глядя на летающие в ночи алые искры огромного кострища.
Челядь, не замечая ступора хозяина, старалась спасти все, что можно было, вынося на улицу утварь и мебель.
– Да сделай же что-нибудь, Боря! – крикнула в лицо купцу уже зрелая, в годах, женщина, с ужасом взиравшая на то, как прекрасный дом превращается в кучу угля.
– Успокойся, Аннушка, мы уже ничего не сделаем, – спокойно ответил купец, продолжая глядеть на пожар.
– А как же наш дом? Ты что, так и будешь стоять? – не верила своим глазам купчиха.
– Да, буду стоять, и ты будешь! Потому что я тебе уже сказал, что ничего нельзя сделать! – не выдержав, крикнул на жену купец.
В памяти Бориса Лоханькова всплыла декабрьская беседа с его высочеством царевичем Алексеем Петровичем…