Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

– Пускай не принимают. Чем больше они там сидят, тем проще будет нам. Казаки и калмыки смогут опустошить эти земли за три недели, так горожанам и передай, да и добавь, что все пути снабжения мы перекрыли. В случае их сдачи не позже чем через три дня, мы поможем горожанам пищей, если же нет, то город ждет полное разграбление, – с усмешкой добавляю я, наблюдая, как очередная бомба разрушает стену хлипкой лачуги в предместье города: секунда – и крыша плавно оседает внутрь дома.

Захват Риги, «девственной крепости всей Прибалтики», был делом крайне необходимым и одновременно с этим тяжелым. Как-никак у коменданта крепости графа Стромберга в подчинении гарнизон численностью в тринадцать тысяч человек, да и про городское ополчение забывать также не следует. Однако, как бы то ни было, но такой большой город не сможет долго протянуть без еды, да еще к тому же с разгуливающей по всему городу чумой. Вот только бомбардировку города прекращать не следует, дабы враг не расслаблялся и жил в постоянном напряжении.

– Ну а пока парламентер в лагере, усильте огонь по городу, дабы знали вражины, что жить им недолго осталось!

– Будет сделано, ваше величество! – гаркнул командир батареи, полковник от артиллерии Юрий Звягин.

Спустя полчаса фельдмаршал отправил парламентера к городу, за стенами которого разгоралось несколько пожаров, от них вились в небо несколько дымных шлейфов. Усиленное бомбометание из тяжелых гаубиц – это все-таки не обстрел каменных стен из пушек и легких мортир.

Пока парламентер с белой тряпицей шел к стенам города, все наши орудия молчали, даже переливы полковых литавр и горнов не были слышны.

Внезапно молодой лейтенант Рогов, исполняющий роль парламентера, споткнулся и упал, подмяв под себя невысокий шест с полотном. Прошла секунда, другая, но Рогов не вставал, а через мгновение до нас донесся приглушенный расстоянием мушкетный хлопок.

– Что ж, они сами выбрали свою судьбу, и, думается мне, что пожалеть им уже будет некогда. Забрать тело героя! Начать усиленную бомбардировку города, стрелять в шахматном порядке не переставая!

Желваки ходят ходуном, глаза чуть прищурены, пальцы добела сжимают золоченую рукоять подзорной трубы. Плевок на честь русского знамени оказался крайне чувствительным, таким, который нельзя прощать никоим образом.

– Будет исполнено, ваше величество, – спокойно сказал Шереметев, странно поглядывая на меня. – Позволите вопрос, государь?

– Конечно, князь, постараюсь ответить на него, если смогу.

– Что будет с горожанами, когда город падет?

– То же, что и со всеми. Или вы так и не прочли мой указ, фельдмаршал? – нахмурившись, спрашиваю старого князя.

– Читал, поэтому и переспрашиваю. Ведь как только о нем узнают европейские державы, они поднимут страшный ор.

– Пусть поднимают. Дипломаты на то и нужны, чтобы вовремя этот ор пресечь и на пользу своей Отчизне обратить. Еще вопросы?

Не спеша идем к моему шатру, в котором накрывали обед для высших офицеров и советников, в том числе и иностранных – тех, кто доказал верность царскому дому.

Свита деликатно отстала. Думные бояре, до сих пор внимательно следящие за положением дел при царском дворе, вместе со стольниками занялись какими-то пустыми делами, не собираясь участвовать в разговоре. Молодцы, поняли наконец, что лесть меня не берет, а только раздражает, да еще к тому же частые разговоры тет-а-тет с интересующими меня людьми проходят действительно таковым образом. Дабы это уяснили все дворовые люди и чиновники, вместе с высокородными ходоками, пришлось первых трех посадить в темницы и выпустить под крупный залог. После этого проводимые мной беседы стали носить уединенный характер.

Так что сейчас в паре саженей от нас не было никого из родовитой знати, только солдаты сновали поблизости, постоянно поднося и таская ящики со снарядами и мешки с порохом.

– А как же быть с запретом проведения любых служб, кроме православных, в бунтующих городах? Ведь папа этого так просто не оставит, будет требовать снятия запрета. Иначе может случиться так, что христианские государи на нас ополчатся и границы перейдут, – с тревогой спрашивает князь, поглаживая кисти рук. – Да и нельзя государю российскому давлению поддаваться…

– Да, не подумал я с этим немного, поторопился. Только вот, князь, подумай: неужели государь может от своего слова отказаться, а тем более от того документа, который сам же и составил? – поглаживая подбородок, спрашиваю фельдмаршала.

– Нет, никак нельзя, – сокрушенно покачал тот головой. – Но ведь можно и дополнить указ: мол, службы-то запрещены только в городе, а за стенами, если есть желание, они могут продолжаться. Таким образом, и слово государево соблюдено, и от папы нареканий не будет, все-таки ведь веру христианнейших братьев мы не трогаем.

– Действительно, разумно, просто здорово! Нынче же дополню указ. Я рад, что при моем батюшке были столь разумные люди, князь, и очень надеюсь, что и рядом со мной они останутся столь же умными.

С улыбкой беру старого фельдмаршала под локоть, отгибая входное полотно шатра.