Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

Только на третий день Петр начал разговор о более насущных делах, в первую очередь тревожащих молодого царя.

– Государь наш, Алексей Второй, просил поблагодарить тебя за верную службу и преподнести тебе подарок из царской сокровищницы.

Сидя напротив хана, Апраксин подозвал движением руки слугу. Тот почтительно поклонился, вытянув на руках сверток шелковой ткани. Развернув его, азовский губернатор торжественно замер, показывая всем царский подарок – переливающиеся драгоценные камни на ножнах радовали глаз любого наблюдателя. Улыбаясь, Петр медленно достал из ножен клинок, на котором застыла ветвистая голубая молния.

– Чудесный подарок, поистине чудесный… – с придыханием сказал Аюка, не отводя восторженного взгляда от сабли.

Любовно поглаживая клинок, хан смотрел на рукоять с парой обвивающих ее змей с глазами-изумрудами. Его вторая ладонь придерживала ножны.

– Но думаю, что смогу достойно отдариться за него. Дочу-бей! – крикнул он.

Через мгновение в шатер вбежал невысокий старик, тут же упавший на колени и залепетавший слова приветствия и покорности своему хану.

– Прикажи пригнать подарок нашему властительному и всемилостивейшему русскому государю.

– Как пожелает мой господин, – поклонился главный конюх Аюки, выбегая из шатра.

– Пойдем, побратим, поглядим на мой подарок нашему владыке! – с улыбкой сказал Аюка, вставая со своего места и пристегивая новый клинок.

– Конечно, буду рад, – улыбнувшись, ответил Петр Матвеевич, вставая вслед за ханом.

Ждать подарок пришлось недолго. Пара минут – и откуда-то позади раскинувшихся невдалеке кибиток, прибывших вместе с ханом калмыков, послышался глухой перестук, смешанный с конским ржанием; еще пара секунд – и белая молния вылетела на простор перед шатром. По бокам от белоснежного, с черной гривой коня скакала четверка пегих тонконогих лошадей, на которых, лихо свища, сидели наездники.

– Вот он, мой подарок государю! Достоин ли? – хитро прищурившись, спросил Аюка замершего азовского губернатора.

– Более чем достойный подарок, побратим! Как зовут этого красавца? – с придыханием спросил Апраксин.

– Ему два года, и зовут его Ярый, его купили в Бухаре специально для государя Русского царства, – с гордостью сказал Аюка-хан.

Жеребец встал на дыбы, четверка пегих коней закружила в некотором отдалении от него. Аюка поднял руку, показывая какой-то знак, и они тут же бросились к Ярому, отгоняя его назад, за кибитки.

На этом обмен подарками закончился, началось застолье. Время конструктивных переговоров приближалось…

Спустя два дня после этого Петр Матвеевич уходил в свой шатер с подписанной договорной грамотой, окруженный парой рот фузилеров с сотней донских казаков. В грамоте подтверждались старые пункты договора с русским царем, принявшим калмыцкий народ под свое вечное подданство. Вместе с этим государь увеличивал жалованье хана на тысячу рублей, с полуторной прибавкой в порохе и свинце для его людей.

Также Аюка-хан и его тайши: торгоутовский Чимет, дербетовский Читерем, сын Мунке-Темира, и торгоутовский Дондук-Омбо, сын Гунджаба – приносили повторную клятву вечной службы русскому царю, подтверждая недавний договор.

Кроме того, Алексей, помня, что в скором времени придется ожидать нападения крымских татар, постарался хоть как-то обезопасить южные рубежи царства. Для этого в договоре отдельным пунктом шло указание всем людям хана этой осенью прикочевать к Дону и зимовать на нем. Этим сразу убивались два зайца: предупреждался набег кубанских донских казаков Некрасова и автоматически упрощался сбор сил для отражения атаки крымских татар.

Не без труда, но Апраксину удалось убедить хана в необходимости этого кочевья, немалую роль сыграло и братание Петра Матвеевича и Аюки. По договору, к Дону против Манацкого городка, недалеко от Черкасского, прибудут торгоутовский Чимет Батуров и дербетовский Читерем Мунке-Темиров, которые и будут кочевать там до весны на pеках Сал и Маныч. Один из калмыцких отрядов в пять тысяч воинов под предводительством Дорджи-тайши, сына Назар-Мамута, должен выдвинуться к Уфимской губернии, против бунтующих башкир.

Вместе с азовским губернатором и его отрядом сопровождения уезжали три десятка четырнадцатилетних отроков-калмыков, среди которых был и сын Аюки-хана – Ялбу. Что поделаешь, перспективы, обрисованные калмыцкому владыке в письме государя России, настолько поразили хана, что он готов был отослать ко двору царя и сотню отроков.

В ближайшие три-четыре года царь обещал большую помощь в сокрушении Малой орды и проведение войсковой операции близ Тибета – обиталища далай-ламы. Цели русского царя Аюке-хану были вполне понятны, но и сам хан не оставался в обиде. Просторы для его кочевья могли вырасти чуть ли не вдвое, при этом ему разрешалось устраивать «невозбранные» карательные рейды против чеченцев и других диких народов Кавказа, не желающих идти под руку русского государя.