Поступь Судьбы

Она букеты помнит дикой розы,

И силуэты, клятвы и любовь.

Однажды даже помнит злые слезы,

Удар ножом, а после только кровь.

Когда-то были свадьбы и поминки,

Когда-то только книги и листы.

Или, напротив, битые бутылки.

Или, напротив, радость и цветы.

И помнит трупы, раненных в достатке,

Бинты и вонь. И тихое: «Убит».

Войну и мир, боль, счастье, неполадки –

Все помнит Комната. Все помнит и молчит.

Кто не сжигал мосты…

Кто не сжигал мосты, не знает,

Как трудно искры высекать,

Когда душа внутри страдает,

А память может лишь стонать.

Кто не смотрел, как пламя рвется

По доскам дружбы, что прошла,

Тот не поймет, как сердце бьется,

Когда погублена душа.

Вдыхая едкий дым и копоть,

До слепоты смотреть в огонь,

Пока воспоминаний коготь

И удушающая вонь

Не выжгут на душе постылой

Свое хозяйское клеймо,

Чтобы потом, когда остыло

Приобретенное ярмо,

Мог видеть каждый, что покрыта

Душа вся метками тавра,

И не осталось мест сокрытых,

Где поцелуев нет костра.

Кто не сжигал мосты, не знает,

Как дивно тлеют все мечты,

Ведь дружба тоже убивает:

Сгорит или она иль ты.

Лилит

Он создал ее из огня, возвеличив над сыном земным, что рожден был в грязи,

И жидкое пламя, текущее в жилах, свернуть не давало с бунтарской стези.

Свободна от Бога, жила только чувством, не зная границ для себя никаких,

Она соблазнить могла прелестью дикой и демонов ярых, и тварей любых.

Короной, венчавшей главу непокорной, служили ей волосы меди рыжей,

Она стала самой желанной из женщин для ангелов падших и смертных мужей.

Презрения скрыть не смогла от Адама, что Богом в супруги назначен ей был,

Покорность его лишь сильней ее злила, в душе пробуждая неистовый пыл.

Адам создан первым, но плоть его – глина; она же вторая, но вся из огня.

Ей имя – Принцесса, ей имя – Богиня. Она вдохновенье и ночи, и дня.

О, первый мужчина, ты так простодушен! Позволил покинуть супруге тебя,

Она не вернется к утру в царство Бога, ей чуждо смирение чувств бытия.

Адам помутился рассудком, ослепнув, когда он узрел Князя Тьмы и Лилит,

Что, страстно обнявшись, друг друга любили. Адам – холодеет, супруга – горит.

Господь погрузил мужа в сон беспокойный, достал из груди его полую кость

И создал вторую жену, что достойней была для Адама. Чужда Еве злость.

Но только Лилит, непокорное пламя, творенье, в котором коварство кипит,

Была для Адама навеки любима, единственной женщиной, что не сгорит.

Лилит могла дать всему миру начало, но в ней была гордость, что духа сильней,

Склониться пред мужем, склониться пред Богом она не желала, смерть рабства милей.

Навеки проклятье наложено Богом на ту, что имела огонь, а не кровь,

И дети ее стали символом ночи и ради Лилит зло творят вновь и вновь.

Она – красота и соблазн, но владеть ей не сможет ни смертный, ни Бог до конца.

Лилит – это пламя, Свобода без рамок, которая в пыль превращает сердца.

Мертвый город

Бледная ночь опустилась и падает, падает в мертвенно алый восход,

Здания серые, масками скрытые, держат на спинах своих небосвод.

Луч ослепительно яркий с отчаяньем бросится прямо в молочный туман

И растворится, плененный молчанием, в дар принесенный пустым облакам.

Темные тени исчезнут как марево, дрожь пробежится по сонным домам,

Легкими крыльями ветры холодные в город тоски принесут фимиам.

Запаха сладкого горечь полынная ядом впитается в стены и сны,

И, отравляя мгновенья последние, людям откроется дар тишины.

Столб одинокий фонарный на улице с жалостью склонится к самой земле,

И на секунду мелькнет мрачно траурный отблеск зари в его мутном стекле.

Только лучи не проникнут в безмолвие старого города, города тьмы,

Где люди-статуи, мраком плененные, слепы, бездушны, глухи и немы.

Вечность предписана месту проклятому, в коем остались лишь тишь и покой,

Дабы сковать город мертвых расплатою, дабы разрушить сей город пустой.

Молчание одиночества

Одиночество в лицо мне скалится.

Чем убрать его ухмылку едкую?

Терпеливостью и злобой славится

Да стрелой своей смертельной меткою.

То вокруг меня он тенью мается,

То в душе моей ознобом мечется,

В темноте ночной мне улыбается,

Как Чешир своей улыбкой светится.

А порой, когда я в страшной горести

Остаюсь совсем одна в безумии,

Все эмоции, как муки совести,

Превращают меня тихо в мумию.

Я не в силах им уже противится,

Окружили меня звери подлые,

Каждый день мне самой уже видится,

Как порушат мой мир твари злобные.

Только как мне прогнать одиночество,

Если с ним лишь проходит бессонница?

Лишь оно называет высочеством?

Только с ним я быть рада затворницей?

Я, пожалуй, поддамся отчаянью:

Распахну свою душу пророчествам,

Чтобы слушать, как ночью отчаянно

И прекрасно молчит одиночество.

На краю пропасти

Разверстая пропасть, манящая мраком,

Скажи, что скрываешь в своей глубине?

Сокрытая миром, усыпана прахом,

С клубящейся тьмой, шелестящей на дне.

Ответь мне, бродяге, не знавшему дома,

Найду ли в объятьях твоих я покой?

На дне приютит золотая солома,

Иль острые камни я встречу спиной?

На самом краю пред тобой без опаски

Я молча стою, равнодушный и злой.

Мне кажется, время пришло для развязки,

Пора уходить наконец-то домой.