Читаем Поступай, как велит тебе сердце полностью

Я же, на беду, поступила иначе: из трусости, душевной лени, прикрываясь уважением независимости дочери, я поступила так, как она мне велела. Мне была противна навязчивость моей матери, и я хотела быть другой - хотела предоставить Иларии свободу строить жизнь по своему усмотрению. За маской уважения свободы других людей мы часто прячем безразличие и нежелание вмешиваться. Граница тут тончайшая – перейти ее или нет ты должен решить за одно только мгновение; как важно было действовать понимаешь лишь тогда, когда это мгновение ушло без возврата. Лишь тогда ты раскаиваешься, лишь тогда понимаешь, что в ту минуту нужно было что-то предпринять, ни в коем случае не сидеть сложа руки. Ты был сопричастен происходящему, осознавал что происходит – и это должно было вылиться в поступок. У ленивых любовь гостит недолго, чтобы раскрыться во всей полноте, она требует действий – порой точных и решительных. Понимаешь? Я выдавала свою лень и трусость за благородное уважение независимости своей дочери.

Мысли о судьбе приходят к нам лишь с возрастом. В твои годы люди, как правило, не задумываются об этом - все, что происходит, они воспринимают как результат собственных усилий. Ты мнишь, что сам, камень за камнем, прокладываешь свой жизненный путь. И лишь годы спустя ты понимаешь, что дорога уже проторена, другие вымостили ее до тебя, и единственное, что остается – просто идти по ней дальше. Это открытие обычно совершают годам к сорока – тогда мы начинаем пронимать, что все зависит не только от нас самих, и велико искушение впасть в узкоколейный фатализм. Но чтобы в полной мере осознать, что такое судьба, снова должны пройти годы. К шестидесяти годам, оставив за плечами большую часть пути, ты начинаешь видеть то, чего не замечал раньше: что твой путь вовсе не был прямым, его пересекало множество дорог, а на каждом шагу стояли знаки-указатели различных направлений. Оттуда ответвлялся переулочек, отсюда - поросшая травой тропинка, которая терялась в лесу. Порой ты ступал на дорогу, не задумываясь – порой и не замечал, что можно свернуть; куда вели тропы, по которым ты не пошел – к радости или горю – ты не узнал, но все равно сожалеешь, что не испытал своего счастья. Ты мог что-то сделать - но отступил, вернулся назад - а может, было самое время идти вперед. Как шестеренки в часах, помнишь – так и поступки в твоей жизни, один влечет за собой другой.

На перепутьях жизни ты соприкасаешься с другими людьми; узнать их или нет, пойти с ними до конца или отправиться своей дорогой – вот выбор, на который тебе отведено порой одно лишь мгновение; и даже если ты ничего об этом не ведаешь, от него зависит, как сложится потом твоя судьба и судьба твоих близких.

22 ноября

Этой ночью погода снова переменилась, с востока поднялся ветер и всего за пару часов разметал облака по небу. Прежде чем приняться за письмо, я вышла прогуляться по саду. Северо-западный ветер еще не утих, его ледяные пальцы пробирались под одежду. Бак хотел, чтобы с ним поиграли, вертелся у ног с шишкой в зубах; у меня хватило сил бросить ее один только раз, и упала она совсем рядом, но Бак был все равно счастлив. Убедившись, что твоя роза в добром здравии, я навестила свои любимые деревья: орех и черешню.

Помнишь, ты смеялась надо мной, когда видела, как я глажу ствол дерева? «Что с тобой? Это ведь не лошадь!» Когда я отвечала тебе, что прикасаться к дереву ничуть ни хуже, чем прикасаться к любому другому живому существу – а может, даже и лучше, – ты раздраженно пожимала плечами и уходила. Почему лучше? Потому что, к примеру, когда я глажу по голове Бака, чувствую под рукой что-то теплое, живое – но вместе с этим неизменно ощущаю, что он чем-то встревожен: то ли пора кушать, или он голоден, а кормить будут еще не скоро, то ли он вспоминает о тебе, или же он не может оправиться от плохого сна, который видел накануне. Понимаешь? В собаке, как и в человеке, слишком много мыслей и желаний, обретение покоя и счастья всегда зависит от внешних причин.

У деревьев все иначе. С момента рождения и до самой смерти они стоят на одном месте. Их корни уходят в глубь земли, крона тянется к небу. Они цветут, если день растет, погружаются в сон, если день становится короче. Они ждут, когда пойдет дождь, когда выглянет солнце, когда наступит теплое время года – и так до самой смерти. Все, что дает жизнь дереву, не зависит от его воли: оно существует, и точка. Понимаешь теперь, почему так хорошо прикасаться к деревьям? Потому что ощущаешь их силу, их покойное, неспешное, глубокое дыхание. Где-то в Библии сказано, что «ноздри Господа велики». Даже если это немножко ересь – каждый раз, когда я пыталась вообразить себе Божественную Сущность, мне приходил на ум образ дуба.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза